Медленные пули

В то начальное время несложно было выбирать. Большинству людей хотелось сохранить что-нибудь, важное для них лично. Память об их родных планетах и даже областях и городах, которые были им особенно дороги. Они не могли слишком уж вдаваться в подробности, но это стало началом, способом противостоять забвению, в которое впадал корабль. Там были песни и стихи – их сохраняли с какой-то особой нежностью. Некоторые даже начали записывать ноты, фрагменты каких-то напевов. Порой надписи выглядели хаотичными, но для меня все это имело смысл.

Позднее я сказала Йесли, что, на мой взгляд, эти люди не заслуживают наказания.

– Они не нанесли реального вреда. Более того, придумали полезную вещь. Ты же слышала, как Прад говорил о потере памяти. Если мы не встретим другой корабль, нам не исправить этого за оставшуюся тысячу дней. А так мы сохраним хоть что-то.

Йесли невольно рассмеялась:

– Ты хоть представляешь, о каком объеме информации говорил Прад? Ни я, ни ты даже вообразить его не можем, не то что нацарапать на стенах за тысячу дней. Это просто… жест, и ничего больше. Бессмысленный, отнимающий время жест. Этим ничего не добиться.

– Это позволяет им чувствовать, что они способны что-то сделать. И это не бессмысленно. Я знаю, что мы не сможем сохранить все. И никогда не утверждала, что сможем. Но если люди будут чем-то заняты, иметь возможность делать что-то важное…

– Ты предлагаешь нацарапать главное о человеческой культуре на металлических стенах? – Йесли сделала выразительную паузу. – За тысячу дней?

– Нас здесь сотни. Да, сейчас мы заняты поисками двух беглецов. Но долго ли еще им удастся прятаться от нас? И что потом? Если людям будет нечем заняться, не к чему приложить руки и голову, это закончится кровавой бойней.

– Ладно. – Йесли сложила руки на груди. – И с чего ты предлагаешь начать?

– А при чем тут я? Это вы – Троица. Поручите выбор экспертам. Как насчет основ медицины? Все мы видели, что́ та машина сделала с Кроулом. Что мы будем делать, если машина так и не заработает? Неплохо бы иметь какие-нибудь справочники. Например, как совместить осколки кости при сложном переломе, ну и прочее в этом же духе.

– Говоришь, основы медицины. Думаешь, стены хватит?

– Я сказала «основы».

– Я просто пытаюсь привлечь твое внимание к трудностям материально-технического плана.

– Я вполне их осознаю. Но что нам еще остается? Возможно, так мы сумеем спасти лишь тысячную часть памяти. Но это лучше, чем ничего. И возможно, эта тысячная часть когда-нибудь спасет нас, если нам придется туго.

– Я бы сказала, Скар, что тысяча дней – это оптимистичный прогноз.

– Значит, я оптимист.

Помолчав мгновение, Йесли произнесла:

– Если мы за это возьмемся, все нужно будет делать на справедливой и равноправной основе.

– Конечно.

– Экипаж, гражданские, солдаты. Все. Включая Троицу. Никакого фаворитизма.

– Я к нему и не стремлюсь.

– Записи, которые мы видели, – люди их сделали для собственного удовольствия. Никто не устанавливал для них расписания, не требовал закончить строку к определенному времени.

– Это нужно организовать иначе, – согласилась я.

– Создать рабочие группы по образцу тех, которые есть сейчас. Чтобы у каждой был кусок информации, который требуется перенести на стену. Зафиксировать целиком и полностью. Ошибки недопустимы, иначе в затее нет смысла. Если мы хотим сохранить что-то полезное, а не просто сделать красивый жест… это будет тяжелая работа. Грандиозное совместное усилие. Нечто близкое к рабскому труду, только мы все – одновременно и рабы, и хозяева. На протяжении тысячи дней эти металлические стены должны стать смыслом нашей жизни. Они должны нам сниться. Придется пахать до кровавых мозолей, почти до безумия.

– Йесли, зачем ты пересказываешь мне мои же мысли?

– Просто, по-моему, мы должны здраво оценить, чего это будет стоить. Но ты права, Скар: что нам еще остается? Даже если мы спасем одну миллионную или одну миллиардную часть общей памяти, это все-таки будет…

Она заколебалась.

– Свет во тьме?

– Да.

– Значит, мы станем этим светом, – сказала я. – Даже если он сведет нас с ума. Даже если он нас убьет.

Зайца мы нашли на четвертый день поисков. Это был просто вопрос времени, вопрос методичности, но все-таки результат ощущался как победа. Нам очень нужно было что-нибудь такое в те начальные дни, особенно с учетом того, что предстояло еще найти Орвина. Меня беспокоило, что он где-то прячется. Все равно что делить комнату с крысой. Мне хотелось, чтобы эта крыса оказалась под моим каблуком – раздавить ее и спать спокойно.

Но хотя бы одного беглеца мы отыскали.

Наш заяц оказался не из числа тех, кого я подозревала, кто привлек мое внимание после пробуждения. И все потому, что эта женщина выбрала единственно разумный путь, сделавший ее максимально незаметной. Она старалась как можно меньше общаться с другими выжившими. Но как только мы начали проверять медленные пули, это стало лишь вопросом времени – когда именно она попадется нам на глаза.

Поняв, кто она такая, мы отвели ее в тот самый командный пункт, откуда мы с Прадом грозились взорвать корабль.