Медленный человек

– Это значит, что я смогу ездить очень быстро, – объясняет он. – Пол Реймент – человек-ракета.

– Человек-ракета, – повторяет Люба. Она улыбается ему – впервые за все время. – Вы не человек-ракета, вы медленный человек! – Потом она начинает хихикать и, обхватив мать за бедра, прячет свое личико.

– Разгром, – говорит он Элизабет. Они едут в такси, направляясь на юг, домой. – Поражение, моральное поражение. Мне никогда не было так стыдно за себя.

– Да, не очень-то хорошо вы выглядели. Вся эта ярость! И какая уверенность в своей правоте!

Ярость? О чем это она говорит?

– Только подумайте, – продолжает она, – вы чуть не потеряли крестного сына, и из-за чего? Я просто ушам своим не верила. Из-за какой-то старой фотографии! Фото группы незнакомцев, которым на вас было в высшей степени наплевать. На маленького французского мальчика, который в то время еще даже не родился.

– Пожалуйста, – молит он, – пожалуйста, хватит споров, у меня нет ни малейшего желания спорить. Я так и не понял, кто позволил Драго брать мои фотографии, но бог с ним. Марияна говорит, что теперь эти фотографии у Драго на веб-сайте. Я такой невежда! Что это значит – быть на веб-сайте?

– Это значит, что кто угодно, питающий любопытство к жизни Драго Йокича, может увидеть фотографии, о которых идет речь, в их оригинальной форме или в измененном виде, прямо у себя дома. Относительно того, почему Драго собирается публиковать их таким образом, я не вправе спрашивать. В воскресенье он доставит вам ваше транспортное средство, вот и спросите у него сами.

– Марияна заявляет, что вся эта история с фальшивкой – просто шутка.

– Это даже не фальшивка. Фальшивки изготовляют ради денег. Драго совершенно не интересуется деньгами. Разумеется, это просто шутка. А что же еще?

– Шутки связаны с подсознанием.

– Возможно, шутки действительно связаны с подсознанием. Но иногда шутка – это просто шутка.

– Направленная против…

– Направленная против вас. А кого же еще? Человека, который не смеется. Человека, который не понимает шуток.

– А что, если бы я так никогда и не обнаружил это? Что, если бы я сошел в могилу, совершенно не подозревая об этой милой шутке? Что, если бы эту шутку не заметили в Государственной библиотеке? Что, если бы она оставалась незамеченной до скончания века? «Взгляните на эти фотографии, дети. Старатели Балларэта. Взгляните на этого бравого парня с усами». Что тогда?

– Тогда это бы вошло в наш фольклор – то, что разбойничьи усы были в моде в восемьсот пятидесятых в Виктории. Вот и все. Тут действительно не из-за чего ломать копья, Пол. Главное, что вы наконец-то оставили вашу квартиру и нанесли визит в Мунно-Пара, где наедине перекинулись парой слов со своей любимой Марияной и увидели ее мужа в наряде пчеловода и велосипед, который ее сын смастерил для вас. Это единственный результат так называемой подделки, который имеет значение. В остальных отношениях этот эпизод в высшей степени незначителен.

– Вы забываете о пропавшем снимке. Каково бы ни было ваше мнение относительно фотографий и их связи с реальностью, факт остается фактом: один из моих Фошери, поистине национальное сокровище, ценность которого не измерить деньгами, исчез.

– Ваша драгоценная фотография не исчезла. Загляните еще раз в свой шкаф. Десять против одного, что она там, просто ее переложили. Или Драго найдет ее в своих вещах и в следующее воскресенье вернет вам с извинениями.

– И тогда?

– Тогда вопрос будет закрыт.

– А дальше?

– После этого? После воскресенья? Я не уверена, что после воскресенья будет продолжение. Воскресенье ознаменует конец ваших дел с Йокичами, включая миссис Йокич. Увы, у вас не останется ничего от миссис Йокич, кроме воспоминаний. О ее красивых ногах. О ее великолепном бюсте. О ее очаровательных ошибках в языке. Нежные воспоминания, окрашенные сожалением, которые потускнеют со временем, как любые воспоминания. Время – великий лекарь. Однако останутся еще ежеквартальные счета из колледжа Уэллингтон. Которые, не сомневаюсь, вы, как человек чести, будете оплачивать. И открытки к Рождеству: «Желаем Вам счастливого Рождества и хорошего Нового года. Марияна, Мэл, Драго, Бланка, Люба».

– Понятно. А что еще вы можете рассказать мне о моем будущем, раз уж вы настроены на пророчества?

– Вы имеете в виду, заменит ли вам кто-нибудь Марияну, или больше никого не будет? Это зависит от обстоятельств. Если вы останетесь в Аделаиде, то я вижу лишь медсестер, галерею медсестер; некоторые из них хорошенькие, другие не такие хорошенькие, но никто не затронет ваше сердце так, как Марияна. Если же вы поедете в Мельбурн, то буду я, верный старый Доббин[38]. Хотя мои ноги, как я подозреваю, и не удовлетворяют вашим требованиям.

– А как ваше сердце?

– Мое сердце? То лучше, то хуже. Когда я поднимаюсь по лестнице, оно стучит и задыхается, как старый автомобиль. Полагаю, что недолго протяну. Почему вы спрашиваете? Боитесь, как бы вам не пришлось за кем-то ухаживать? Не бойтесь, я бы никогда этого от вас не потребовала.