На ней была милая розовая пижама: рубашка с закатанными рукавами и раскрытым воротом и шортики с черным атласным бантиком.
Верхние пуговицы были расстегнуты, и я впервые в жизни поймал себя на мысли, что хотел бы провести пальцем линию от горла Лаймы вниз по гладкой коже.
Ее ноги, почти полностью оголенные, не считая коротких шорт, золотил мягкий свет ночника. Они были слегка разведены, как будто брошены и оставлены, как упали, – чуть согнутое колено смотрело вверх, другое – в сторону.
– Давай я тебя подниму, – прошептал я, отвлекаясь от своих мыслей.
– Не надо, – снова замотала головой Лайма, и ее волосы – длинные, сладкого медового оттенка, подсвеченные лампой, словно солнцем, – заструились, задвигались, как ветви ивы на ветру. – Сейчас станет лучше, я сама поднимусь.
Неудивительно – Лайма всегда с неохотой принимала любую помощь. Даже в детстве, когда я пытался помочь ей передвинуть тяжелое или починить что-нибудь в их квартире.
– Так и будешь на полу сидеть? – спросил я.
– Я уже привыкла, – произнесла она так, словно все и в самом деле было в порядке.
– Ну ладно, – пожал плечами я и опустился рядом с ней. – Лайм, послушай меня. Я пытался сказать еще вечером, в кафе, но не получилось. Я хочу помочь тебе. И сейчас у меня есть такая возможность.
Лайма опять замотала головой. Ее глаза, светлые, того же медового оттенка, смотрели на меня едва ли не с ужасом.
– Ты хоть представляешь, о какой сумме речь? – произнесла она.
– Я найду любую сумму, – тряхнул головой я, словно так мог отбросить ее возражения. – Для меня это не проблема.
– А ты подумал, как я буду тебе эту «не проблему» возвращать?
– Господи, Лайм, ну какая разница…
– Что значит, какая разница? – Лайма дернулась, чтобы сесть по-другому, и я заметил, что больная нога у нее лишь вяло шевельнулась. – А если не смогу вернуть?
– Значит, не вернешь.
– Не знаю, как в вашей Москве, но здесь на эти деньги можно три квартиры купить.
– Да хоть сто три. Деньги – бесполезные циферки, если просто лежат на счете. Поверь, – я нашел ее руку, сжал, – у меня все есть: дом, машина, развлечения. Есть возможность заработать еще. Я не пропаду.
– Все равно я не смогу взять, – ответила Лайма. – Ты зарабатывал их своим трудом. Притом у тебя скоро свадьба. Тоже удовольствие недешевое, знаешь ли.
– Лайм, это сейчас не так важно, как ты не понимаешь? – Я уже не знал, как ее убедить. – Я не хочу, чтобы ты мучилась.
Лайма устало улыбнулась и сразу перестала хмуриться. Потом осторожно привалилась ко мне сбоку, положила голову на плечо.
– Я не мучаюсь, Дань. Правда. Она же не болит. Просто иногда ее как бы нет. С этим можно жить.
– Кому-то другому да, но не тебе.
Лайма какое-то время молчала. Тогда я продолжил:
– Ты и твоя мама столько сделали для меня. Если бы не вы, я бы никогда не стал тем, кем стал.
– Ты преувеличиваешь.
– Ничуть! Это твоя мама дала мне возможность танцевать, а без тебя я бы ничему не научился. Так почему я не могу сейчас сделать что-то для вас?
– Я боюсь операции, – призналась Лайма. – Там же нервы, позвоночник, спинной мозг… Последний врач, хороший дядька, мне больше всех остальных понравился, сказал, что операцию почти невозможно провести так, чтобы в итоге нога перестала… отмирать. Зато очень велик шанс, что после нее я вообще не смогу ходить. – Голова Лаймы заерзала на моем плече – искала положение поудобнее. – Он сказал, самое разумное – жить так, пока живется. А если будет ухудшение, тогда уже что-то думать.
– Очень странное мнение, – ответил я. – И знаешь, я бы особо не доверял местным врачам. У них все или не лечится, или само пройдет. Лайм, – протянул я, слабо толкнув ее в плечо. – Ну давай хотя бы попробуем? Поехали со мной в Москву? Устроим тебе там полное обследование, послушаем мнения разных специалистов.
– Как же, интересно, я с тобой поеду? – спросила Лайма, и я услышал в ее голосе улыбку напополам с удивлением. – И что на это скажет твоя невеста?
– Да ничего не скажет, – ответил я. – Аня хороший человек, добрый. Она поймет.
– Расскажи о ней, – попросила Лайма.
Я улыбнулся.
– Только если ты ляжешь в кровать.
Лайма тихо рассмеялась.
– Что ты со мной как с маленькой?
– А на полу ты как взрослая сидишь? Давай руку.
– Да не надо, – ответила Лайма и осторожно, но самостоятельно поднялась на ноги.
И даже протянула руку мне. Я взялся за нее и удивился тому, с какой силой Лайма потянула меня наверх.
Она села на кровать и кивнула на место рядом с собой.
Я вздохнул и повиновался.
– Так ты расскажешь? – допытывалась Лайма.
– Что ты хочешь узнать?
Лайма пожала плечами.
– Какая она?
– Аня добрая, – начал перечислять я. – Красивая. Поддерживает меня постоянно. Прекрасно готовит. Никогда со мной не спорит.
– Да ладно? – не поверила Лайма.
– Ага, прикинь.
– И как вы такого взаимопонимания достигли?
– Никак, – хмыкнул я. – Она просто вечно хитрит. Смотрит мне в глаза, говорит то, что я хочу услышать, а делает то, что решила сама.
Лайма засмеялась, негромко, даже почти беззвучно, только все равно очень живо, по-настоящему.
– Мудрая женщина, – оценила она. – Только с тобой, разумеется, такое не прокатывает.