Медленный яд

Встает, отодвигая чашку с цветочками, и уходит красить губы. Это уже ритуал, — разделять макияж на две части, в промежутках выпивая кофе, только у сестры в шкафу его нет, да и продуктов тоже.

Мама уходит, оставляя нас вдвоем. Я оглядываю квартиру, которая как ни старайся, но выглядит убого, и вздыхаю. Когда-то здесь был хороший ремонт, но нет ничего хуже, чем это «когда-то». Гарнитур из дерева покосился и кажется кривым, кухонный уголок истрепался, даже холодильник выглядит пожелтевшим. 

— Не может быть, —  дверь на кухню со стуком распахивается и я вижу Лизу. Выглядит она — хуже некуда, и я всерьез удивляюсь, как все эти годы мне удавалось избегать общения с ней. Не без ее помощи.

Перед нашей с Кириллом свадьбой старшая сестра закатила истерику, отказавшись приходить туда и обзывая меня малолетней шлюхой. Лицо, перекосившееся от едва сдержимой ненависти, необъяснимой и оттого еще более отталкивающей.

— Давно не виделись, — сухо отвечаю я, переплетая пальцы. Стол накрыт липкой скатертью, словно в дешевом кафе, и мне неприятно касаться его руками, но я сижу, не шевелясь.

— Вся в черном. Все еще в трауре?

— У меня умер муж, которого я любила, — чеканю каждое слово, — да, я в трауре.

Поглазев на меня, словно решаясь, что добавить, она разворачивается и,  придерживаясь стенки, идет в сторону туалета.

Закрываю глаза, сжимаю зубы.

Разве решит что-нибудь, если я начну грубить ей в ответ и поддаваться на провокации? По сути, Лиза — больной человек. Страсть к выпивке довела молодую женщину до алкогольной эпилепсии, и страшные приступы с судорогами и потерей сознания теперь  — уже не новая, но неприятная часть ее жизни.

Когда она впервые упала так в родительской квартире, выгибаясь всей грудью, дома была только я. Не понимая, как оказать ей первую помощь, я просто придерживала ее голову и плакала. А после, когда сестра пришла в себя, она накричала на меня и заперлась в своей комнате. Домочадцам я побоялась рассказать о ее приступе, как и долго молчала о том, что Лиза пьет, не прячась от меня.

Мама то ли не видела, то ли предпочитала не замечать. У нее всегда было свое мнение о том, как выглядит идеальная семья. Главное — не терять лицо, и показывать всем, что мы пример для подражания. Скрывать, что мужа чуть не выгнали из университета за взятки, что старшая дочь — алкоголичка, а младшая вышла замуж за друга семьи, который старше ее почти в два раза.

Лиза возвращается на кухню, тяжело оседаю на табуретку. Глаза, в полопавшейся сетке сосудов, сканируют, сканируют меня, пытаясь узнать сокровенное.

— Тяжело быть одной, — говорит, словно пытает.

— Ты не одна, — я не позволяю ей примерить эти слова на меня. Так не пойдет.

— А ты — одна. Даже маме не нужна.

— Глупости, — фыркаю, а у самой в груди ноет. Вдруг и вправду не нужна? В детстве мне всегда чаще попадало за любые проступки. Когда что-то делала Лиза — нас ругали обеих. Когда хулиганила я — меня ругали родители и сестра. Были и хорошие воспоминания, но сейчас, сидя в кухне с кофейными обоями, пялясь в стену напротив, я, как назло, не могу вспомнить ни один. Я не была проблемной, хорошо училась и старалась слушаться родителей, чтобы не расстраивать их, в отличии от Лизки. Нет, это бред, она болеет и не понимает, что несет.

— Тебе в больницу надо лечь и перестать пить. Хочешь умереть в тридцать пять?

— А я уже давно мертвая. Полая, пустая, никому не нужная.

Мне не хочется поддерживать разговор, только женщину напротив не волнует мое мнение. Она подпирает голову рукой, морщась от боли, и я знаю о чем пойдет речь.

О ее бывшем муже, Диме, который не смог вытянуть Лизу из болота. О попытках забеременеть, ни разу не увенчавшихся удачей.

Ни у нее, ни у меня.

Только пока рядом со мной был Кирилл, я старалась не думать о том, что не получается, растворяясь в нашем браке.

— Если бы я родила, Майоров со мной остался бы…

Она не плачет, просто бормочет, и мне хочется уйти отсюда, выветрить из легких запах лекарств, пропитавший меня насквозь.

— Зачем я аборт тогда сделала?.. Родила бы в семнадцать, подумаешь… Послушала его...

Меня словно током ударяет от ее слов.

— Какой аборт, Лиза? Когда? Ты была беременной?

Но сестра вдруг вскидывает на меня испуганные глаза, прикрывает рот рукой, словно пытается обратно слова запихнуть, но я наклоняюсь вперед:

— От кого, Лиза? Кто так с тобой поступил?

Перебираю в голове имена ее бывших ухажеров, но не могу вспомнить, кем сестра увлекалась в юные годы. Кажется, был Костя, забавный парнишка с рыжими веснушками, Олег, кто-то еще… Димка появился уже позже, почти сразу после моей свадьбы.

— У тебя из-за этого проблемы? — продолжаю допрашивать ее, но сестра трясется, мотая в ужасе головой.

— Нет, не было никакого аборта! Отстань от меня, уходи! Выдумала я, что ты на меня смотришь?