Медленный яд

...Как заходят домой прощаться сотрудники, а я стою возле гроба, опираясь на Катьку, потому что мать не приехала, и Лиза тоже, а опираться на кого-то — надо. Не только физически, морально. Ее цепкие руки, которые держат выше локтя, на случай если вот-вот и завалюсь на бок. Глаза, — десятки, без лиц, просто глаза, в которых я жадно ищу что-то знакомое, сменяют одни другие. Надежны — только Катькины руки, но даже с ними я чувствую одиночество.

...Как гроб опускают в яму, и снова не то, что стоять, дышать сложно, вышибает весь воздух из легких, как после удара в солнечное сплетение. И пока земля летит на дубовую крышку, мне кажется, что это я лежу там, задыхаясь. Рядом — Митя, громче всех рыдает Ульяна, где-то в черной толпе скрываются родители, а я опять одна.

А сегодня еще сложнее, от осознания того, что я почти два месяца и не жила, а цепляясь за иллюзию. Или хуже, что последние годы жизни и были иллюзией, если не все, что я провела с Кириллом.

Я и Оксана.

Футболка Ильи становится совсем мокрой от слез, и только после этого я запоздало понимаю, что плачу, уткнувшись в грудь своему врагу.

Только того пыла, с которым я обвиняла его в смерти мужа, уже нет. Мне ровно, и надо ужаснуться от собственных чувств, только не могу, пусто внутри. Чтобы двигаться, нужна энергия, а я сгорела.

— Прости, — высвобождаюсь из его объяйтий, гадая, что нашло на него, когда он предлагал свою помощь.

Он смотрит на меня, и сам не поймет, похоже. На футболке — пятно из слез, с правой стороны, по форме похожее на перевернутое сердце.

— Все нормально.

Нормально?

Я отодвигаюсь от него до упора, прижимаюсь к стеклу со своей стороны и внезапно понимаю: холодно без него. Бред какой-то.

Возле ресторана «Палладиум» толпа из пришедших на кастинг. Я про клип совсем забыла, как и про все остальное: обрушение, пожар на даче, сообщения.  Паркуемся на большой стоянке, проезжая через шлагбаум.

Илья идет первым, я торопливо следом. Он не стесняется мокрого пятна на груди, не прячется, — абсолютно равнодушное выражение лица. Я за ним как по пятам, на расстоянии в два шага, точно муравьишка, по уже проложенному кем-то маршруту.

Шумно, так шумно вокруг, и много людей: вижу несколько телевизионных камер, которые снимают фасад. Илья сворачивает, не доходя до конца очереди, я понимаю — он через задний вход собирается зайти, чтобы не попадаться в объективы.

Мы ныряем внутрь ресторана, проходя мимо охранника, — все серьезно. Женя и Жанна, чьи имена я вечно путаю, обе из пиар-отдела. Возбужденные, накрашенные, с укладкой — еще бы, напрямую разговаривают с солистами известного дуэта. Сначала я их не признаю — слишком просто, на мой взгляд, выглядят ребята. Джинсовые потертые шорты, кеды, футболки с принтом, словом, ничего общего с тем, как они выглядят в клипах.

Илья здоровается с ними за руку, улыбается, а я остаюсь где-то сзади, фоном.

— Видели? — Жанна поправляет короткие волосы, останавливаясь рядом, — они такие классные! Хотите с ними сфоткаться, пока кастинг не начался?

— Я потом как-нибудь, — удивительно, но она не замечает, что я плакала недавно и не горю желанием не то, что фоткаться, просто общаться.

— Потом уже вряд ли протиснитесь, они сегодня до шести, а народу — на три дня как будто.

— Я поняла, — отхожу, намекая, что не настроена продолжать разговор. В туалете ресторана никого, я сажусь на подоконник возле большого, тонированного окна и жалею, что не курю.

Из окна «Палладиума» открывается вид на набережную, на реку, где вдоль камышовых зарослей плавают хохлатые утки, привезенные неизвестно откуда. Место дорогое, и мы часто ужинали на открытой веранде с Кириллом, а теперь я пытаюсь счесать воспоминания с себя заживо, до крови раздирая когтями внутреннюю часть руки.

Нужно выйти, проверить, как все идет. Там и без меня полно помощников, но не сидеть же тут вечность?

Прежде, чем собраться с духом, набираю Катькин номер, выделяя себе пять минут. И все, после надо делать вид, что все в порядке или бежать куда подальше от этой работы и всего, что с ней связано.

— Привет, — в голосе подруги удивление, — все хорошо у тебя?

— Я звоню, только когда плохо? — усмехаюсь, хотя ответ очевиден. По большему счету так и есть.

— Честно, Сашка, да.

— Я узнала, кто любовница Кирилла, — говорю как можно тише, оглядываясь. Вот почему так: муж изменял, а стыдно — мне? И позор я пытаюсь скрыть, точно он мой.

— Господи, Сашка, ты как? Я могу после работы приехать, а сейчас никак, Илья Сергеевич…

— Я с ним сегодня была. Он мне ее и показал.

— Кто она?

— Секретарша Самойлова.

— Сука, — из уст Катьки слышать такое непривычно, — я так и знала. Наташа намекала,а в открытую не говорила.

— Она тоже знает? — только этого не хватало. И сколько людей еще в курсе?

— Они подруги же, — вздыхает Мещерякова, и продолжает дальше говорить, но я словно отключаюсь. — Сашка, ты слышишь, нет?

— Чего?

Лишь бы не заплакать. Я теперь еще больше не хочу на работу возвращаться, если Оксана общается с секретарем Ильи, тогда новость, что я узнала о запретных связях мужа разлетится на раз-два. Если еще не растрепалась она…