Медленный солнечный ветер

Девушка тут же закашлялась, все усилия приложив к тому, чтобы выпитая жидкость случайно не пошла обратно.

— Что это за дрянь? — спросила она сиплым голосом.

— Самогон.

— Отлично. — И, откусив от лепешки огромный кусок, Димитрия сделала еще один глоток.

Дарко был готов удивляться этой девушке вечно.

Голые поля за окном сменялись голыми полями. Прожевав свою половину лепешки и выпив ровно половину бутылки огненной жидкости (вещичка похлеще, чем все, что пробовала Димитрия за всю свою жизнь), Димитрия в полудреме наблюдала за проплывавшими мимо голыми землями. Впервые за много дней — да что уж там говорить — впервые за много лет — она чувствовала себя сытой и довольной.

Как оказалось, еды в сумке было достаточно, чтобы провести в машине, по крайней мере, неделю. Так, впрочем, и вышло. Они ехали часов по десять, затем останавливались, и Дарко некоторое время спал (Димитрия же могла спать, когда ей только заблагорассудится), в то время как его напарница сидела рядом с ним и наблюдала, как медленно, неспеша вздымается его грудь при каждом вздохе. Она бы могла наблюдать за этим вечно.

Димитрия все чаще задавалась вопросом, как долго она еще сможет пробыть рядом с ним и не признать, что ей не хотелось бы, чтобы этот путь когда-нибудь заканчивался. Ей нравилось разговаривать с этим мужчиной по пустякам, нравилось делать вид, что ее задевают его уколы, нравилось смотреть, как его солнце играет на его светлых пушистых ресницах.

Они ехали по разбитым дорогам, временами останавливались, дышали гнилым мертвым воздухом, почти полностью лишенным кислорода. Они ели, болтали ни о чем и старались не думать о том, что принесет им завтра.

Шел шестой день их путешествия на подпрыгивающем внедорожнике, как вдруг Димитрия поняла, что видит впереди пограничные ворота.

— Смотри, солдат, смотри! — закричала она, не помня себя от радости. Да, они сделали это! Они смогли. И пусть вначале эта затея казалась обреченной на провал, теперь даже Димитрия на мгновение поверила в то, что на этой бренной земле еще свершались чудеса.

Она откровенно улыбнулась, по-настоящему, впервые за много-много лет, а затем сделала глоток из бутылки из мутного стекла. Счастье ледяным потоком пошло по венам, согревая и давая новую надежду на будущее.

Они проехали еще метров сто, пока окончательно убедились, что это был не мираж.

Но Дарко по какой-то причине разделять счастье Димитрии не спешил.

— Димитрия, я…

— Не говори ничего — я знаю, что ты тоже сейчас с ума сойдешь от счастья, просто ты не умеешь выражать это словами.

— Димитрия, я совсем не то имел в виду.

Его серьезный тон заставил ее прекратить улыбаться. Девушка обеспокоенно повернулась к Дарко. В ожидании чего-то страшного ее сердце гулко забилось. Вот так всего за секунду ее счастье разрушилось на маленькие кусочки.

— Сейчас мы пересечем границу, а затем сядем на вертолет. Разные люди все время будут задавать вопросы — не отвечай на них. Ты можешь разговаривать только с докторами, но ни одна живая душа больше не должна будет знать, что ты там делаешь. Ты поняла?

— Но ты… — Димитрия сглотнула. — Ты же будешь рядом, верно, солдат?

— Боюсь, что нет, — с искренним сожалением произнес Дарко и склонил голову. — Мне больше нравится на земле.

К этому Димитрия была не готова.

Дарко не знал, что ему делать. Наклонившись к девушке, он легонько поцеловал ее в губы, но она не ответила. Димитрия сморгнула, и по ее щеке покатилась огромная алмазная слеза.

Глава восемнадцатая

Димитрия еще никогда в своей жизни не летала на вертолете. Да что уж там говорить, за время их путешествия она сбилась со счета, что она делала впервые. Она впервые выехала за пределы Боснии, впервые перед кем-то извинилась; она впервые пробовала самогон и побывала в Сибири… Ее впервые поцеловал мужчина, на поцелуй которого она так и не ответила. И впервые она почувствовала, что она действительно нуждается в ком-то. (Неважно, что ему она, может, была и не нужна.)

Он просто хотел ее поддержать, уговаривала она себя. По большей части Дарко был с ней любезен, он не залезал силком в ее личную жизнь или в ее прошлое. Он не требовал от нее ничего экстраординарного. И чем она отплатила ему?

Она добровольно сдала себя на опыты. Вот чем.

С их последнего разговора в машине они не обменялись больше ни словом. Молча дошли до границы, где пограничники с равнодушным взглядом обследовали Димитрию и проверили у нее наличие клейма. Эти пограничники, в отличие от тех, кто стоял на границе Боснии и Сербии, были словно роботы. Пока Дарко показывал одному из них — худощавому — свое удостоверение, на лице пограничника не дрогнул ни один мускул.

То же самое происходило, когда они час спустя добрались до вертолетной станции — на своих двоих, потому что машину пришлось оставить по ту сторону ворот. От нее и так было бы уже не слишком много пользы. Ядерная батарея, на которой она работала, вот-вот готова была разрядиться.

Димитрия не отвечала ни на единый вопрос Дарко, делая вид, что его и вовсе не существует.