Медленный солнечный ветер

"Он сдаст меня, словно игрушку, с которой уже вдоволь позабавиться. Ему все время было плевать".

Затем Дарко некоторое время разговаривал с начальником станции — приятным мужчиной "за сорок" с орлиным носом и гордыми черными глазами. Из разговора Димитрия только поняла, что мужчина был русским.

И хотя прежде Димитрия хотела поинтересоваться у Дарко, когда он успел выучить этот язык, теперь у нее не было на этот счет ни малейшего желания.

— Милая. — Услышав знакомое слово на сербском, Димитрия машинально обернулась. "Милой" ее назвал тот самый русский мужчина, но говорил он с сильным акцентом, так что Димитрии с трудом удалось распознать слово.

Девушка удивленно прищурилась, и начальник станции, поймав ее взгляд, приветливо ей улыбнулся. Димитрия на это никак не отреагировала и снова отвернулась, продолжив дожидаться окончания разговора.

Дальше разговор шел только на сербском, как будто специально для нее.

— Моей дочери было примерно сколько ей сейчас, когда эти мерзавцы ее забрали.

— Сожалею, полковник, но каждый кого-то потерял в этом противостоянии, — отозвался Дарко. Он не понимал, зачем начальник станции стал говорить на сербском, ведь он едва складывал слова в предложения.

— О нет, это было вовсе не противостояние. — Полковник криво ухмыльнулся. — Что такое противостояние? Это когда две или более стороны борются за что-то. Во время Третьей мировой каждый боролся за одно — источники питьевой воды. Да, кто-то был сильнее, а кто-то слабее, и ему, соответственно, доставалась меньшая доля от общего куша. Противостояние — это когда ты хоть как-то борешься за себя и за свой дом, защищаешь свою страну и свою семью. Разве эти мерзавцы дали нам право решать? Они просто пришли и уничтожили все, чего мы достигли за годы жизни.

— И тем не менее вы здесь, полковник.

— Вы тоже, молодой человек. Не думаю, что мы оказались в рядах собственных врагов, потому что очень сильно этого хотели, ведь так?

Дарко наклонил голову. Он не собирался обсуждать с человеком, которого видел всего три раза в жизни, мотивы, которые заставили его совершить то, что он совершил. Здесь не было ангелов — всем ангелам во время вторжения обрезали крылья, не спрашивая на то разрешения и тем самым превратив их в дьяволов.

— Удивительный случай, — как ни в чем не бывало продолжил бормотать начальник станции. — Просто поразительно, что вирус ее не затронул, если, конечно, то, что вы говорите, Дарко, соответствует истине.

Димитрии так и хотелось крикнуть: "Эй, я все еще здесь!", — но она сдерживала себя из последних сил главным образом потому, что ей не хотелось больше разговаривать с Дарко. Не сейчас. Она еще не готова была сломаться.

— Именно поэтому мы и проделали такой путь, — терпеливо объяснил мужчина, — но сейчас нам необходим вертолет, чтобы его завершить.

— Я в курсе того, что ваш необходимо. — Тон начальника резко похолодел, как будто Дарко не оправдал его дружественного отношения. — В ближайший час вам будет выделен пилот и транспортное средство.

Затем они опять продолжили говорить по-русски.

Димитрия сидела на каком-то валуне и скучала, подперев подбородок руками. Она больше не пыталась разобраться, о чем беседовали мужчины, но она и вряд ли бы что-нибудь поняла — на сербский капитан больше не переходил.

Черт бы побрал этого Дарко — у него в любой точке мира есть свои знакомые, негодующе подумала про себя девушка, но ее злость носила скорее личный характер. Она должна была найти то, за что ей стоило ненавидеть этого мужчину.

Не дожидаясь окончания разговора, Димитрия взяла заметно полегчавшую сумку (из еды там остался только ломоть хлеба, от которого накануне отказался Дарко) и завернула за корпус главного здания, где стянула с себя свитер Дарко и черные джинсовые штаны, заменив их комбинезоном эмблемы золотого вихря. В нем было гораздо теплее и, надо было признать, удобнее.

Без всяческих зазрений совести Димитрия доела оставшийся хлеб и вернулась во внутренний двор станции как раз тогда, когда Дарко, не заметивший поначалу ее исчезновения, уже собирался ее искать. Начальник станции с гордым видом вышколенной походкой направился в сторону корпуса управления полетами.

На мгновение взгляды Дарко и Димитрии пересеклись, но Димитрия тут же отвернулась, наугад кинув напарнику мешок. Скорее всего, попала.

Она не могла смотреть на него и при этом не испытывать резкого эмоционального скачка. Она чувствовала все одновременно — злость, раздражение, обиду. Но больше всего Димитрия думала о предательстве со стороны Дарко.

Если мыслить рационально, все ее обвинения были беспочвенны: он был любезен с ней, не раз спасал ей жизнь и в конце концов это он устроил эту увеселительную прогулку. Но в данной ситуации слова "рационально" и "мыслить" на дух друг друга не переносили.

Дарко и не пытался развеять заблуждения девушки — он ждал, пока она сама остынет, как с ней обычно бывало. Но на этот раз Димитрия, казалось, была настроена весьма решительно.

Никто из них не вспоминал про его попытку поцеловать ее. Это было, скорее, из разряда неудач — причем, их обоих.