Медленный солнечный ветер

— Ты знаешь, какой она раньше была? — Огнек продолжал говорить, в то время как Димитрия продолжала медленно отступать в неизвестном направлении. Только сейчас ей в голову пришла мысль, что в больнице помимо основной лестницы, которая находилась за спиной беженца, должна была быть еще и пожарная.

— Хранимирка была славной девочкой. — Огнек втянул носом воздух, обращаясь уже не к Димитрии — скорее, в пустоту. — Славной, но слабой. Вся ее сила заключалась в ее вере, а здесь это не работает, знаешь? Моя девочка, моя маленькая девочка… — хрипел он. — Я стрелял в нее три раза. Бог ведь любит троицу, ты слышала? Затем я подхватил ее крохотное тельце, взвалил себе на спину и понес туда, где ей смогли бы помочь. Я верил, все образуется… Знал, что вера спасет ее, и тогда уже ничто не помешает нам быть вместе… — Постепенно голос Огнека все сильнее срывался, переходя в рыдания и громкие всхлипы. Мужчина в отчаянии опустился на колени и простер к небу свою единственную руку. Димитрии он больше не замечал. Все потеряло для него значение, за исключением безобразного личика юной монашки, которая навсегда осталась для него самой прекрасной женщиной в мире.

Некоторое время Димитрия все еще продолжала медленно двигаться, но постепенно она осмелела, повернулась и резко перешла на бег. Огнек даже не пытался ее догнать.

Крепко прижимая к груди черную папку в глянцевой обложке, Димитрия неслась по белым коридорам медицинского центра, думая только о том, что Дарко был где-то рядом. Он просто не мог сесть на поезд без нее. Дарко бы так не поступил.

Как Димитрия и ожидала, пожарная лестница действительно располагалась в этой стороне здания, и, к счастью, ведущая на нее дверь была открыта. Быстро, не оглядываясь, девушка помчалась по ступенькам, перепрыгивая сразу через три, а то и через четыре. Если бы хватило адреналина, она бы сиганула вниз с лестницы в один прыжок.

Лицо плачущего мужчины до сих пор стояло перед ее глазами. Он повредился рассудком, теперь это было понятно. Но огорчило Димитрию не это — она чувствовала разочарование, связанное с тем, что она приняла Огнека за похожего на нее человека. А он был такой же как все: ненасытный хищник, потерявший всю скопившуюся в нем человечность. Он как охотник поджидал свою жертву в виде своей сумасшедшей возлюбленной всего в сотне метров от заветного подвала, где она находилась с остальными беженками, которые следующим поездом должны были тронуться и отправиться в Сибирь.

Оказавшись на улице, Димитрия поначалу не поверила своим глазам. Щурясь от холодного острого солнца, девушка глубоко вдыхала спасительный кислород. Она уже и не надеялась выбраться на свободу. Сначала она потерялась в толпе, исчез Дарко, ее затащили в грязный вонючий подвал и приковали к железной кровати, надеясь в скором времени отведать ее мясца. Потом эта сумасшедшая монашка и ее не менее сумасшедший возлюбленный… Ах, да, еще падение с пятого этажа, которое чудом не закончилось трагично.

Все это больше походило на один из тех дурных снов, что часто снились Димитрии по ночам. Слишком часто одно и то же, но Димитрия никак не могла запомнить этот сон, — потом она вспоминала лишь жуткий холод, пронзающий все ее тело, и горящие адским огнем глаза маленькой сестренки. В жизни у Весны глаза были не такие — живые. Во сне девочка превращалась в ужасного монстра, пришедшего к Димитрии, чтобы еще раз напомнить ей о том, что же она натворила.

Димитрия глубоко вдохнула уличный воздух, позволив ему беспрепятственно струиться по засоренным легким. В нем по-прежнему пахло гнилью и отходами, — эти запахи остались здесь от присутствия беженцев и уже успели застояться. И все же с пустыми улицами дышалось гораздо легче.

Ей так было спокойней — когда никого вокруг не было, когда она одна сама за себя. Она боялась одиночества, но лишь в одиночестве она чувствовала себя привычно. Вот такой вот парадокс.

Димитрия бесцельно зашагала вдоль улицы, пытаясь успокоиться и прийти в себя. На этом ее планы пока что заканчивались. В ней все еще теплилась призрачная надежда отыскать Дарко в опустевшем городе, но Огнек мог и наврать, когда говорил, что видел какого-то мужчину.

Через несколько сотен метров от злополучного сумасшедшего дома располагалась округлая площадь, посередине которой стоял покрывшийся мхом фонтан. Можно было предположить, что прежде на площади были сувенирные лавки и дорогие рестораны, рассчитанные на безмозглых туристов, но сейчас кругом валялись только остатки от былой роскоши: ножки от столов и разломанные напополам стенды для открыток.

Чуть поодаль находился вход в метрополитен: глубоко вниз уходила широкая лестница, натыкаясь на глухую темноту. Уставшая Димитрия устроилась на верхней ступеньке и посильнее натянула и без того длинные рукава огромного балахона — с каждым днем все холодало. Конечно, глобальное потепление сделало свое дело, и, если бы не оно, Димитрия сейчас умерла бы от обморожения. Но все равно — приятного было мало.