Медленный солнечный ветер

За всю свою после-жизнь Лейтенант еще ни разу не сделал ничего хорошего. По-настоящему хорошего. Из своих прошлых воспоминаний о жизни он помнил, что это значило. Если совершаешь что-то стоящее — это значит, что ты хороший человек, а Лейтенант всегда мечтал стать именно таким хорошим человеком. Может быть, он был даже не психиатром… Или нет. Он был психиатром, но всегда мечтал стать спасателем или пожарным. Или врачом. Настоящим врачом — тем, которые за шиворот вытаскивают людей из мира мертвых, заставляя их жить и дышать. Особенно жить. Особенно дышать.

Так какая разница, выполняет он приказ или нет? Главным было то слабое приятное чувство где-то в районе грудной клетке.

— С вами все в порядке, Лейтенант? — забеспокоилась Димитрия, увидев на лице Лейтенанта Божура странное замечтательное выражение.

И, глядя на эту хрупкую девочку, он вдруг вспомнил. Хотел он того или нет.

— …на этом нам стоит закончить. — Лицо женщины появилось перед его глазами как старое кино, которое при новом просмотре казалось настоящим открытием. — Ты, может быть, забыл, что я женщина, что я тоже хочу свой кусочек счастья? Кро-охотный такой ломоть именинного пирога?

Коротко стриженные каштановые волосы. Огромные карие глаза, чем-то напоминающие те, что Лейтенант время от времени видел у своего отражения в зеркале. Ему нравилось рассматривать себя, узнавать, делать вид, что что-то вспоминает. Он был как ребенок, и девушка перед ним, кажется, тоже.

— Тебе не достаточно того, что я даю тебе? — Этот голос не мог принадлежать ему. Слишком властный, слишком холодный. Таким человеком он быть никогда не хотел.

— Ты всегда думаешь только о себе, отец! — Хорошенькое личико перекосилось от злости. — И мы с Авелем поедем в эту чертову Испанию, даже несмотря на то, что за окном сейчас все взрывают! Слышишь?! Несмотря ни на что!

Хлопнула дверь. Затем у Лейтенанта внезапно закружилась голова. Он как будто разделился напополам: одна половина была в его прошлой жизни, а другая — в этой. Это и был тот день, когда он окончательно потерял память.

— Вы точно в порядке? — Лицо Димитрии смешивалось в его сознании с лицом погибшей дочери, и ему было страшно. Да, смелому Лейтенанту, который готов был в огонь лезть, стало страшно от того, каким он был в прошлой жизни.

— Да, все хорошо. — В глазах Лейтенанта Божура вспыхнул огонь, и Димитрия тут же отшатнулась. Дарко инстинктивно приобнял ее за плечи.

— Все проклятая болезнь… — успокоил их Лейтенант, пытаясь совладать с собой и хоть как-то улыбнуться. — Все она… Показывает мне жизни, которых не было.

Глава тринадцатая

На перроне было людно. Пробиваясь сквозь толпу беженцев, Димитрия крепко схватилась за локоть Дарко. Теперь она не позволит ему испариться ни при каких обстоятельствах.

Перед ее глазами все еще стояло добродушно улыбающееся лицо Лейтенанта и то, как он салютовал им на прощанье. Где-то на заднем плане их напутствовал Зорко. Кажется, все его слова Димитрия пропустила мимо ушей. Но она знала, что будет благодарна этим людям до конца своей жизни, какой бы короткой она ни оказалась.

Над полуденным Белградом встала ядовитая радуга, которая слепила глаза еще похлеще, чем солнце, которое, на самом деле, теперь не так уж было заметно. Температуры зашкаливали, но это происходило лишь из-за парникового эффекта, который полвека назад большинство населения Земли считало дедушкиными сказками. А солнце было теперь только видимостью. Большая бестолковая звезда, которая никак не хотела гаснуть.

К лицу Димитрия прижимала тряпицу, пропитанную водой, чтобы было легче дышать, но даже сквозь такую заслонку она могла уловить омерзительные животные запахи сотен тел.

То, что поезд и впрямь пришел вовремя, казалось девушке чем-то особенным. Она глазела по сторонам, недоумевая, как могут все эти беженцы вот так спокойно волочиться по платформе, даже не подозревая о том, что произойдет с городом всего через несколько часов. Лейтенант Божур и Зорко говорили о том, что знают один способ, как можно задержать Посланцев до того, как поезд пересечет границу, но в подробности не вдавались. Димитрии почему-то казалось, что, если бы она узнала эти самые "подробности", лучше бы ей от этого не стало.