Мэдмакс

Не траулеры, не сейнеры и даже не отдельные китобои, все вместе, всего понемногу и только нужное здесь и сейчас. Устойчивые корпуса судов, переделанных из крепких военных транспортов, усиленные машины, работавшие на угле. Установленные мачты, по две на каждое судно, с хорошо заметным парусным вооружением, нужным, если что-то случится с винтами. По большому тралу на борт, черпать из моря рыбешку, мутировавший криль и свободно плавающих моллюсков. На носу и корме — специально оборудованные гнезда для стрельбы, где кроме установки из авиационной скорострелки, спаренной с двумя танковыми пулеметами — прячется самая настоящая гарпунная пушка. Рыбаки Мурмана, выходя в море, не знают — с кем предстоит столкнуться. Огромные киты, все чаще заходящие в Северный океан, обросшие толстокожей броней, давно переставшие быть беззлобными неопасными великанами. Стаи морских паразитов, после Полночи частенько входящие в симбиоз с огромными головоногими кракенами, поднявшимися после Войны наверх. Стаи же, только двуногих, шакалов, прячущихся по фьордам и шхерам скандинавской части Севера, только и ждущие случая напасть на работников моря.

На этих рыболовных лоханях нет спасательных шлюпок, лишь рабочие баркасы, нужные подтащить кита, белуху или кальмара-переростка. В этих водах не спасешься в скорлупке, даже если это самый настоящий спасательный бот, закрытый, из прочного пластика ос стальным каркасом. Полночь не только свела с ума людей, нет. Полночь подарила многим обычным обитателям мира щедрые блага и шипастый, выросший в три раза, морской рак-ткач, заметив красный буек, полный людишек, скачущий по волнам, немедленно захочет попробовать из на вкус. А если мимо проплывут пятнадцать метров серо-белой смерти с острыми плавниками по спине, чуящей кровь за мили и вооруженной тремя рядами зубов в своей акульей пасти, то…

Нету спасательных средств, но моряки идут в море. Ведь дома голодные рты.

Горгона, рассматривая заходящую на рейд пару рыболовов, кивнула начавшим формироваться мыслям.

Вон стоят еще одни гости из других уголков мира. Огромный танкер, переделанный из нефтяного в угольный и привезший в порты кардиф, отличный британский уголь из вновь распечатанных шахт. Идет разгрузка, черные облака пыли видны даже отсюда. Адская работа, на такой работе помереть, задохнувшись, нечего делать. Тут, сразу видно, работают самые бедные портовые грузчики, сейчас снующие по сходням туда-сюда, таская огромные брикеты в подогнанные вагоны. Краны на разгрузку угля не выделяют, краны тут штука дорогая, один, подкатив по железке, поставили на выгрузку каких-то контейнеров из сухогруза.

Сухогруз из той странной части старушки Европы, что сейчас истово молится на латыни, возводит новые ребристые соборы и готовится воевать со всем югом, от заливов Северного моря и до моря Средиземного. А что грузят в такие контейнеры?

Да, подумалось Горгоне, глядя на собственного снайпера, провожающего густо-зеленый пятитонник, висящий в воздухе, ты прав, дружок. Это значок оружейников, это Маузер и Герсталь, там, в специально собранных прочных ящиках, покоится сколько-то прекрасных винтовок. Часть их пойдет на продажу в новые государства бывше й великой страны, а часть отдадут таким вот бойцам в серо-белой форме, считающих, что только так и должно быть. И, да, у тебя, дружок-снайпер, отличная «константиновка» с Ижевского, или Воткинского, завода, надежная подруга, точно бьющая на километр с небольшим. Но тебе очень хочется, даже куда сильнее, чем женщину, огладить тонкое и сильное тело какой-то дальнобойной фрау с цейссовской оптикой. Понятно, чего уж…

Серо-вытянутые, сливающиеся с морем силуэты военных судов заставили её замереть. Хищные остроносые эсминцы, массивная черепаха десантного судна, потрепанный, с выдранными кусками борта, корвет и парочка фрегатов, выстроенных перед самой полуночью. И ракетные крейсера, огромные, с дополнительными башнями ствольной артиллерии. Сила, мощь и… её прошлое из Ахтияра.

От мыслей отвлек голоса Песца.

— Что? — переспросила Горгона.

— Большие телеги оставите вот тут. — Боец показал на большой плац, залитый бетоном и находящийся между укрепленными башнями, смотрящими стволами крупнокалиберных пулеметов. — Сами отправитесь со мной и Бирюком в штаб.

— Хоть по бульвару? — поинтересовался совсем задремавший Бирюк.

— Нет, нечего народ шугать. Сегодня выходной, пусть себе шляются и радуются жизни.

Горгона не стала спорить, ни с тем, чтобы оставить машины с бойцами под присмотром стволов на открытом огрызке бетона, ни с тем, что не увидит того самого бульвара, где текла яркой лентой совершенно невозможная и сумасшедшая жизнь Портов.

— Хорошо.

— Надо же, — военмор, весь в черном с золотом и белоснежной сорочкой, тянул удивленные слова. — Какие личности появляются ровно вовремя, а? Здравствуй, Бирюк.

— Здравствуй, каперанг. Рад мне?