Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

Журналистка очень красива, ей, наверно, не больше 32–33 лет. Она белокура, чуточку полна, на щеке крохотная, изящная родинка. Кожа ее белая, оттененная золотистой копной волос.

Лейтенант молчалив, учтив и скучен, во всяком случае, кроме двух–трех банальных фраз, он не сказал ничего.

— Так переведите, пожалуйста, что он говорит, — просит дама.

Я перевожу. Она звонко смеется, а ее молчаливый спутник воинственно поводит глазами в сторону продолжающего расхваливать свой товар продавца.

— Я немедленно же запишу эту превосходную фразу, — смеясь говорит дама и, достав маленькую записную книжку, что–то пишет, потом небрежно кладет книжку в боковой карманчик своего тонкого шелкового плаща–накидки.

Мы с трудом выбираемся к одному из выходов на площадь. Здесь дама и ее кавалер благодарят меня, прощаясь со мной. В стороне, у фонтана, стоит небольшой автомобиль. При виде моих спутников шофер дает сигнал и медленно едет навстречу.

— Еще раз благодарю вас, сэр, и уверена, что встретимся вскоре, ведь Тегеран невелик, а европейцев в нем не так уж много. Во всяком случае в четверг от трех до четырех часов дня я дома и буду рада видеть вас у себя, — и она протягивает мне маленькую изящную визитную карточку с приписанным ниже от руки адресом.

Мои неожиданные знакомые уехали. Я иду обратно к базару. Неожиданное исчезновение Сеоева удивляет меня. Всегда такой точный и исполнительный, он непонятно как затерялся в толпе именно в тот момент, когда был особенно нужен мне.

Я снова вхожу в крытый рынок. Ко мне, запыхавшись, подбегает с радостными, сияющими глазами иранец. Он низко кланяется и, вытаскивая из–под полы своего аба изящную с золотым обрезом и перламутровым тиснением маленькую записную книжку, говорит:

— Саиб серхенг (господин полковник). По милости аллаха я нашел утерянную ханум вещь и поспешил за вами. Другие люди спрятали бы находку, но я, ага, честный человек и как можно скорее побежал искать вас. — Он улыбается жалкой, просящей улыбкой.

Я беру книжку и, достав пять риалов, отдаю их иранцу.

— Да не уменьшится тень ваша на земле, дорогой саиб, раб ваш всегда будет помнить о щедрости господина, — витиевато, старинной фразой отвечает бедняк и, еще раз поклонившись, исчезает в толпе ротозеев, окруживших и слушающих нас.

Спрятав находку в карман, я иду дальше, и в ту же секунду вижу Сеоева, энергично шагающего навстречу. Великан продирается сквозь толпу пешеходов, словно по дремучему кустарнику. Люди отодвигаются, сторонятся и отступают, пропуская сержанта.

— Куда вы исчезли, Сеоев, я прямо не пойму, как это случилось? — спрашиваю я.

— Надо было, товарищ полковник, — оглядывая прохожих, вполголоса говорит он. — Пойдемте к выходу, мне надо поговорить с вами.

По его тону, быстрым наблюдающим взглядам и строгому, деловому тону голоса я понимаю, что сержант чем–то взволнован.

Первым попавшим переулком мы выходим из–под сводов базара на воздух. Сеоев оглядывается и потом тихо говорит:

— Товарищ полковник, вы знали раньше эту женщину, которая заговорила с вами?

— Нет, а что?

— Почему она обратилась к вам по–английски? О чем она просила вас? — все тем же тоном продолжает сержант.

— Она хотела купить тигровую шкуру у охотников и, не зная персидского языка, случайно обратилась ко мне.

— «Случайно», — повторяет Сеоев. — Товарищ полковник, она лучше меня знает по–фарсидски, и, кроме того, она говорит по–русски не хуже вас.

— Как… и по–русски?

— Точно! Я ее встречал еще три года назад в Багдаде и Мохаммере, а в Тегеране она жила несколько месяцев перед самой войной с немцами. Я ведь работал здесь шофером и отлично знаю всех европейцев, проживавших подолгу в Иране, особенно же красивых женщин…

— Почему особенно?

— Шоферы, товарищ полковник, народ общительный и любопытный. Мы всегда знаем о тех или иных сплетнях, семейных делах, тайнах любого тегеранского купца, вельможи или европейца больше, чем знает он сам, и уж, конечно, больше, чем тегеранская полиция.

— Ну, и что же вы можете сказать об этой даме?

— Пока только то, что она великолепно говорит по–русски. Я потому и спрятался, как только увидел, что она подошла к вам.

— Так вот что, товарищ Сеоев, мы сейчас отправимся домой разными путями. Я поеду на фаэтоне, а вы возвращайтесь немедленно, и мы дома как следует обсудим это открытие.

Сеоев кивнул головой и, отстав от меня, затерялся в шумной толпе. Наняв первого попавшегося «дрожке», я вернулся домой.

Не заходя к генералу, я занялся ознакомлением с так неожиданно попавшей в мои руки записной книжкой.

Обронила ли она ее случайно или все подстроено нарочно? Но для чего? Для того, чтобы я обязательно явился к ней в четверг, привезя эту книжку?

В то же самое время, если Сеоев не ошибается, то эта дама уже не раз бывала в Иране, знает персидский язык и, конечно, не нуждалась в моем посредничестве.

Дальше — она говорит по–русски. Тогда зачем она дважды разыграла комедию со мной, и случаен ли приезд вместе с нами на «Тургеневе»?