Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Сайкс как таковой выплыл только в конце следствия. До этого он у нас фигурировал сначала как «маленький человечек», а затем как Косоуров, — пояснил Аркатов. — «Краснова» — немецкая шпионка. Агент объединенной разведки. Незадолго до этого она провалилась на работе в Польше и была переведена в Н–ск, но уже тогда дни ее были сочтены, и Юльский знал об этом. Неудача с отравлением и возможность ее ареста заставили Косоурова покончить с нею.

— Кто убил ее?

— Сайкс.

Я похолодел от страха, думая о Зосе.

— Что скажете о Кружельнике? — спросил генерал.

— Только хорошее. Честный, правдивый, храбрый солдат. Прямой и справедливый человек, истинный польский патриот.

— О–о, как вы его хвалите, а я помню другую характеристику!..

— Я ошибался. Кружельник настоящий патриот, мечтающий о социальных переменах в стране. Такие, как он, будут строителями будущей демократической Польши.

— Как вы думаете, почему он вызван сюда вместе с вами? Ну, Аркатов, подумайте.

— Я всю дорогу об этом думал, товарищ генерал, да и сейчас думаю о том же, но, честное слово, не знаю… То есть, конечно, потому, что конец «дела с призраками» находится здесь, но вот точнее не догадываюсь.

— Ну, ладно! За то, что вы честно признались в своей ошибке относительно капрала Кружельника… — И генерал подробно рассказал о Зосе, мистрис Барк и о Генриэтте Янковецкой.

Аркатов внимательно слушал генерала, и только когда генерал коснулся Зоси, он медленно сказал:

— Какое счастье для Кружельника!.. Ведь он убежден, что она погибла. А что она представляет из себя?

Генерал посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал:

— Она знакомая полковника. Он еще лучше аттестует ее, чем вы брата. — Потом уже серьезно добавил: — Они действительно хорошие ребята, и я буду рад за них, когда они встретятся.

— Ну, товарищ генерал, теперь мне все понятно, — сказал Аркатов. — В ней и заключается причина вызова Кружельника!

— Точно! — сказал я, давая ему копию письма Юльского к Зосе.

Аркатов прочел, посмотрел на нас, подумал и затем сказал:

— Понимаю… Значит, появление брата убедит сестру во лжи Сайкса, и тогда…

— …и тогда будет окончена последняя страница «дела о привидениях» и захлопнута папка с ним, — закончил генерал.

Кружельник лежал на кровати, которую ему уступил Сеоев. Великан осетин угощал капрала чаем, виноградным вином и холодной курицей, оставшейся от обеда Сеоев не знал, что его гость родной брат Зоси. Я еще утром приказал ему не рассказывать людям, которые приедут со мною, ни о микрофоне, ни о Зосе, и вообще вовсе не касаться этой темы.

Оба сержанта вскочили при моем появлении.

— Садитесь, товарищи, — сказал я, усаживаясь на краешек кровати. — Ну, как, отдохнули с дороги?

— Отдохнул, обыватэлю полковник, да и путешествие не было тяжелым, — подбирая слова, ответил Кружельник.

— Дайте–ка и мне, Сеоев, чаю и пройдите ко мне. На окне стоит бутылка розового ширазского вина и пачка московского печенья.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — ответил, уходя, сержант.

— Ну–с, Ян, расскажите о себе. Мне нужно знать о вас больше для того, чтобы работать с вами.

— Спрашивайте, обыватэлю полковник, я отвечу на все вопросы, — сказал капрал.

— Вы женаты?

— Нет, я одинок. Мать умерла перед войной, была сестра… — голос его стал глуше, — но и она погибла в начале войны.

— Братьев нет?

— Нет, я совершенно один.

— Сестра убита немцами?

— Да. Когда началась война, я был призван в танковую бригаду под Гдыню, сестра же осталась в Варшаве. Разбитые немцами, мы откатились к вашим границам. Варшава в это время уже была захвачена германом. Бежавшие оттуда люди рассказывали, что та часть города, где жили мы, сожжена немецкой авиацией… Спустя год один из варшавян, служивший у Андерса, говорил, будто бы видел сестру среди беженцев, но вряд ли… Скоро четыре года, как она исчезла… во всяком случае среди польских беженцев ее нет.

— Да, грустная история, — сказал я, — и вы уже ничего не имели о бедной девушке?

— Ничего, обыватэлю полковник, да и что можно было иметь, — он вздохнул и тихо произнес: — Погибла моя бедная Зося…

Какое–то хриплое сопенье раздалось у двери. В проходе, держа в одной руке бутылку с вином, а в другой печенье, стоял Сеоев, устремив широко раскрытые глаза на Кружельника. По его лицу было видно, что произнесенное капралом имя натолкнуло его на разгадку.

— Сержант Сеоев, раскупорьте вино и налейте нам всем по бокалу, — медленно сказал я, выразительно глядя на него.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — пробормотал гигант и стал поспешно выполнять мое приказание. Капрал Кружельник с недоумением выжидательно смотрел на нас.

— Выпьем, Ян Кружельник, за здоровье, — передавая ему бокал, сказал я, — за здоровье вашей сестры Зоси!

Кружельник дико посмотрел на меня, переменившись в лице:

— Ка–ак за «здоровье»? Значит…

— …значит, она жива, и вы завтра же увидите ее.

Кружельник шагнул ко мне. Рука его задрожала, вино расплескалось на кровать, но он не замечал ничего.

— Зося жива! — еле слышно проговорил он и вдруг, бросив бокал на пол, обхватил меня обеими руками и зарыдал.

— Жива, жива… Что ж это вы так разволновались? — сказал я, успокаивая его.