Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Я вам то же, что и вы мне, — ответил я, смотря в ее широко открытые глаза.

Она тихо засмеялась и ласково провела пальцами по моему лицу.

— Тогда, значит, больше чем друг… Однако, как жарко пылает камин, не отодвинуть ли софу чуточку подальше?

Я переставил оттоманку, и мы снова уселись на нее. Госпожа Барк закурила. Она затянулась раз и другой, потом тихо, как бы отвечая самой себе, прошептала:

— Как, однако, все это сложно и… непонятно…

— Что непонятно? — спросил я.

— Жизнь… ее странные законы и переплетения… Что же, однако, не появляется Зося? Я хочу выпить за ваш отъезд.

Она внимательно взглянула мне в глаза, и опять что–то тревожное было в ее взгляде.

— Позвоните, пожалуйста, ей. Нажмите вот эту кнопку.

Я позвонил. Мистрис Барк, закинув руки за голову и вытянувшись всем телом, неподвижно смотрела в огонь. Пламя вспыхивающих поленьев озаряло ее профиль, прядь волос рассыпалась по щеке, глаза были полузакрыты.

— Можно войти?.. Все уже готово, — послышался голос Зоси.

Мистрис Барк не отвечала.

— Дайте мне еще папиросу… вашу, русскую… — вдруг сказала Барк, продолжая глядеть в огонь. — Вам хорошо?

— Да, — сказал я, хотя на самом деле мне было и неудобно сидеть с нею на оттоманке, и неловко при мысли о Зосе, которая ежеминутно может войти.

Барк вздохнула и, наклонившись, поцеловала меня. Это было так неожиданно, что я вздрогнул и стремительно отодвинулся назад.

— Может быть, потом я возненавижу себя за это, — грустно сказала она.

Зося вкатила в комнату столик. Я взглянул на нее из–за плеча хозяйки. Наши взгляды встретились. Губы девушки чуть улыбнулись, а глаза с холодным презрением скользнули по неподвижно склонившейся к огню женщине.

— Все готово, мадам! Вино, холодная дичь, закуска, — ровным голосом доложила она.

— Спасибо. Вы можете ложиться спать, хотя… — мистрис Барк подняла на меня глаза, — вы, может быть, захотите попрощаться и с малюткой.

— Обязательно, — сказал я, — и, если вы разрешите, уходя, я на одну–две минутки зайду к Зосе… конечно, если только она не будет спать.

Мистрис Барк засмеялась и швырнула в камин недокуренную папиросу.

— Я буду спать! — отрывисто сказала Зося. — Благодарю пана полковника за внимание, но прошу извинить, я очень устала.

— Ого, мы рассердились! — мягко проговорила госпожа Барк, — но это вам урок. Наша маленькая пуританка не похожа на свою вольнодумную госпожу, принимающую гостей даже поздней ночью… Не правда ли, Зося? — с очень ласковым смехом спросила госпожа Барк, глядя на невозмутимо слушавшую девушку.

— Ну, так простимся сейчас, — поднимаясь с места, сказал я, протягивая ей руку. — Ночью я улетаю, что пожелаете мне, Зосенька?

— Счастливой дороги и скорой встречи! — сказала она. Ее пальцы с силой сжали мои, и на одно мгновение более чем надо я задержал их.

— До скорой встречи! — подчеркивая слова и так же сильно отвечая на ее рукопожатие, сказал я.

Девушка наклонила голову. Она поняла меня.

— Спокойной ночи, мадам! — повернувшись в сторону госпожи Барк, сказала она и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

Несколько секунд мы молчали. Потом, свернувшись в клубочек, мистрис Барк зябко повела плечами и тихо сказала:

— Мне холодно… подбросьте еще поленьев и налейте вина.

Я сделал и то, и другое.

— Если вам безразлично, потушите верхний свет… Его совершенно достаточно от бра и камина.

Я исполнил и эту просьбу.

— Теперь хорошо! Я люблю полумрак, лучше думается, когда свет не режет глаза. Так за что же выпьем первый бокал?

— За вас, моя дорогая Эвелин! — сказал я.

Она внимательно посмотрела на меня и потом отрицательно покачала головой.

— Нет! Это не то, даже не похоже! — с горечью сказала она.

— Что не похоже? Я не понимаю вас.

— Не похоже на то, как минуту назад вы с нежностью сказали: «Зосенька». Там были тепло и любовь… здесь — простая корректность. Разве не так? Выпьем лучше за вас. Не бойтесь, — видя мое смущение, криво улыбнулась мистрис Барк, — оно не отравлено, смотрите! — И она осушила свой бокал.

Лихорадочное возбуждение, оставившее было ее, снова вернулось к ней. Она выпила еще бокал, закурила папиросу и, повернувшись, спросила в упор:

— Вы любите ее?

— Нет! — отводя глаза от ее немигающего взора, ответил я.

— А меня?

— Еще не знаю! — попробовал отшутиться я.

— Решайте теперь же… Дальше будет поздно, — вдруг сухим, сдержанным голосом сказала она. Глаза ее на секунду стали злыми.

— Почему будет поздно? — удивился я.

— Выпьем… мне хочется вина, — не отвечая на вопрос, сказала мистрис Барк и налила себе и мне вина.

— Я уже несколько лет не была в таком глупом состоянии, как сейчас, — отставляя в сторону бокал, сказала она.

— В каком таком?

— В таком… влюбленном, — допивая вино, спокойно сказала она. — Разве это не глупое состояние, да еще в мои годы?!.

«Да еще будучи разведчицей и шпионкой», — подумал я.

— Вы ешьте, мой дорогой полковник, а то в пути почувствуете голод, — продолжала она, кладя мне в тарелку крылышко фазана, — так о чем я говорила? Да, о влюбленности… Это ведь дважды глупо, когда мне приходится ревновать вас к своей горничной, а ей — ко мне… Не находите ли вы это смешным?