Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

— Комендантский патруль. Ваши документы, — подняв руку к ушанке, сказал подошедший офицер.

— А… лейтенант Бабочкин? — вместо ответа сказал генерал, и лейтенант, узнав его по голосу, быстро сказал:

— Это вы, товарищ генерал? Вот хорошо, а мы уже посылали за полковником, — и, нагибаясь, шепнул: — Убийство тут произошло и взрыв.

— Какое убийство? — отбрасывая дверцу автомобиля, спросил я.

— Пока неизвестно. Там майор Устинов с сотрудниками.

Мы поспешно вышли из машины и пошли за лейтенантом, освещавшим фонарем дорогу.

Это был старый особняк купеческо–дворянской постройки, со львами, с низкими, широкими каменными ступенями и тремя колоннами у входа. Из низкого сводчатого коридора тянуло запахом дыма, гарным теплом взрыва и еще плававшей в воздухе пылью неосевшей извести.

— Товарищ генерал, — сказал человек, присевший на корточки у самых дверей, исковерканных могучим ударом взрывчатки. Это был майор Устинов, один из самых дельных и знающих работников отдела. — Подождите здесь, там еще не все проверено, а судя вот по этой проводке, впереди могут быть некоторые сюрпризы. Ну что, Михалыч, обнаружил что–нибудь? — крикнул он куда–то в глубь следующей комнаты.

— Так точно, товарищ майор, конец шнура и машинку взрывную… сейчас обезврежу, тогда проходите сюда, — глухо донеслось до нас из соседней комнаты.

— Видите, — поднимаясь на ноги, сказал Устинов. — Тут, кажется, весь дом заминирован, что ни комната, то мина… — он не договорил. Грохот раздался в соседней комнате, затем блеснул огонь, часть стены покачнулась, и непреодолимая сила швырнула меня в сторону.

Когда я очнулся, возле меня стояли генерал, солдаты и врач с узкими медицинскими погонами майора. Над головой темнело небо, и яркие, сияющие звезды казались такими близкими, что их можно было достать рукой. Мой затылок ныл, плечо, словно налитое тяжестью, тянуло книзу.

— Ну, как, легче вам, товарищ полковник? — ласково спросил военврач, и его мягкие, но сильные пальцы быстро и успокаивающе погладили мою голову. — Маленький обморок от удара о стенку, — сказал он.

— А где Устинов? — спросил я.

— Здесь. Он тоже контужен и находится без сознания, — ответил кто–то из стоявших возле.

Я не без труда поднялся и, придерживаясь рукою за колонну, сел на одной из ступенек особняка.

Внутри бушевало пламя, и дымные языки огня, вырываясь наружу, облизывали стены. Весь двор был озарен неровным, колеблющимся светом. Становилось жарко, и дым мешал дышать.

— Сойдите вниз, товарищ полковник, — поддерживая меня за талию, сказал лейтенант, и мы сошли во двор.

У самых ворот я оглянулся и увидел, как в водовороте огня и дыма догорал мой «дом с привидениями».

Генерал довез меня до квартиры. Он молчал все это время, но я видел, что моя контузия и мысль, что кто–то хотел одурачить нас, взволновали его.

Утром я был еще так слаб, что еле смог позвонить генералу. Он участливо сказал:

— Лежи, голубчик, отдыхай, набирайся сил. Эти два–три дня обойдемся без тебя. Обо мне не беспокойся. Ведь в момент взрыва я был во дворе.

«Два–три дня… значит, мои ушибы так серьезны, что придется пролежать в постели три дня…»

В первый раз за нашу двухлетнюю совместную службу генерал дружески сказал мне «ты». В этом обращении я еще острее почувствовал заботу и участие к себе моего начальника.

В полдень меня навестил военврач. Это была невысокая, чуть полная женщина, лет тридцати двух, с ясными карими глазами и уверенными движениями.

— Лежите, лежите, товарищ полковник… вам это не повредит, а мне поможет. — И она привычными движениями стала осматривать меня, щупая пульс, выслушивая сердце и постукивая молоточком по груди и спине.

— В общем, все благополучно. Если бы удар пришелся на сантиметр — другой выше, было бы хуже, — произнесла она.

— А вы какой же части, доктор? Я что–то не встречал вас раньше, — поинтересовался я.

— Вашего же управления, только я всего второй день здесь, на место уехавшего Суренкова.

— А–а… значит, вы и есть Анна Андреевна Краснова?

— Да, у вас хорошая память.

— А как же. Ведь я сам подписывал приказ о вашем зачислении.

— Вот и познакомились, — улыбнулась она.

— Да, при особых обстоятельствах, — задумчиво сказал я, и мы оба замолчали.

— А как Устинов? — вдруг вспомнил я.

Женщина отвернулась к окну и, что–то разглядывая на улице, сказала:

— Состояние тяжелое, но думаю, что все обойдется благополучно. Итак, покой, сон и поменьше движений. Вечером я зайду. — Но тут же засмеялась, останавливаясь возле меня.

— Старею, — продолжая улыбаться, сказала она. — Стала забывать самые обычные вещи… — И, раскрыв чемоданчик, сказала: — Нужно сделать впрыскивание… инъекцию… у вас довольно слабое сердце, и хорошая доза камфоры не повредит.

Как это ни странно, но я, взрослый, военный человек, просто страшусь зубной боли и разных врачебных манипуляций, связанных со шприцем, скальпелем или бормашиной.

— Ой, нет, доктор, увольте. Я без содрогания не могу и слышать об уколах.

— Но ведь это необходимо.

— Как–нибудь после, не сейчас, — решительно произнес я.

Женщина помедлила, подумала и сказала: