Медное королевство

Нари, однако, не желая всецело отдавать себя в чужое распоряжение, настояла на том, чтобы самостоятельно выбирать себе наряд. Сегодня выбор пал на платье, сшитое из нежнейшего льна, к какому только прикасались ее пальцы. Платье нежно-сливочного цвета без рукавов мягко спадало к щиколоткам, а сверху было прикрыто узорчатым воротником, расшитым сотнями бусин: ляпис-лазурь, золото, сердолик и топазы. Узор был как будто скопирован с какого-нибудь древнего храма в Египте и потому напоминал Нари о родине.

Одна служанка едва закончила застегивать изящный воротник на шее Нари, как другая поднесла неброский горшочек для косметики из слоновой кости.

– Не желает ли госпожа припудрить кожу? – поинтересовалась она.

Нари уставилась на сосуд. Этот, казалось бы, невинный вопрос всегда заставлял что-то внутри болезненно сжиматься. Она машинально подняла взгляд на свое отражение в зеркальце из полированного серебра, водруженном на туалетный столик.

Несмотря на социальную пропасть между шафитами и чистокровными джиннами, вырытую за долгие столетия вражды и подкрепленную законодательно, внешне разница между ними была не так колоссальна, как разница в правах. Да, у чистокровных были заостренные уши и глаза цвета драгоценных металлов, в зависимости от племени. И да, их кожа как будто мерцала – от нее исходило свечение и легкая дымка, напоминающая о горячей чернильной крови, струящейся по их венам. Шафиты же, в зависимости от наследства и простого везения, в той или иной пропорции сочетали в себе черты джиннов и людей: встречались шафиты с человеческими глазами и идеально острыми ушами, а металлические глаза Агниванши могли принадлежать шафиту с немерцающей кожей.

Но с Нари был особый случай.

На первый взгляд во внешности Нари не наблюдалось ровным счетом ничего магического. Кончики ее ушей были по-человечески округлы, а кожа обладала матовым землистым оттенком. Да, ее темные глаза были чернее ночи, но ей всегда казалось, что им недостает того глубинного блеска, который отличал взгляд ее соплеменников. Глядя в ее лицо, Дара принял ее за шафитку, в чьих жилах растворилась лишь крохотная капля джиннской крови. И, по всей видимости, ее лицо было обманкой, дымовой завесой, фокусом маридов – во всяком случае, так утверждали преследовавшие ее ифриты, и за это предположение с готовностью ухватился Гасан, чтобы публично признать ее чистокровной Нахидой.

Впрочем, в разговоре с глазу на глаз он завел совсем другую песню. Хотя какое это имело значение. Нари боялась, что никогда до конца не раскроет тайну своего происхождения. А после того как она вышла замуж за Мунтадира, выяснилось, что нетрадиционную внешность Нари нельзя и дальше оставлять без изменений: будущая королева Дэвабада должна и выглядеть соответственно. Поэтому служанки стали укладывать Нари косы таким образом, чтобы те скрывали кончики ее ушей, подмешивать пепел в сурьму, чтобы ее глаза казались темнее… А потом появился горшочек из слоновой кости. В нем содержалась баснословно дорогая, Создатель знает из чего приготовленная, пудра, которая на несколько часов придавала ее коже мерцание, приличествовавшее любому чистокровному джинну.

Иллюзия, пустая трата времени и пыль в глаза. И все это – ради будущей королевы, которая не в состоянии помочь даже своим соплеменникам, когда тех грабят и избивают у нее на глазах. Вдобавок рисовать этот образ приходилось ее служанкам-шафиткам, для которых вопрос чистоты крови предопределил всю дальнейшую жизнь… От этой мысли Нари становилось противно.

– Нет, – выдавила она наконец, стараясь ничем не выдать своего отвращения. – Мне это не нужно.

В дверь постучали, и в комнату вошла Низрин.

Нари застонала.

– Нет. Мне нужен отдых. Не знаю, кто опять пожаловал, но пусть сами себя лечат.

Наставница улыбнулась ей чуть обиженно.

– Пациенты – не единственная причина, по которой я могу навестить тебя. – Она перевела взгляд на служанок. – Вы нас не оставите?

Они молниеносно ретировались, и Низрин подсела к Нари за туалетный столик.

– Хорошо выглядишь, – заметила она. – Какое красивое платье. Новое?

Нари кивнула.

– Подарок от сахрейнской швеи за избавление от серебряной оспы.

– Твой муж не сможет отвести глаз от такой красоты.

– Возможно, – отозвалась Нари, силясь побороть смущение.

Она не вполне понимала, ради чего так старается. Мунтадир взял ее в жены за имя, а не за милую внешность. Его постоянно окружали ослепительно красивые джинны – мужчины и женщины с ангельскими голосами и улыбками, способными сводить смертных с ума. Любые попытки обратить на себя его внимание казались заведомо обреченными на провал.

Низрин метнула взгляд на дверь и поставила перед Нари небольшую серебряную чашу, которую до этого прятала под складками своей шали.

– Я заварила тебе чай.

Нари покосилась на чашу. Бледно-зеленая жидкость источала терпкий травяной запах. Они обе прекрасно понимали, о каком «чае» идет речь – этот чай Нари пила всегда перед посещением Мунтадира.

– До сих пор боюсь, что рано или поздно нас застукают.

Низрин пожала плечами.