Медное королевство

Дара в долгу не остался, зыркнул на него в ответ, а потом опустился на колени и поставил на пол поднос, который принес с собой. Дара подтолкнул его к ногам юноши.

– Завтрак. – Дара перевел взгляд на Абу Саифа. – Как самочувствие сегодня?

– Кости немного ломит, – признался Абу Саиф. – Твои бойцы делают успехи.

– За это нужно благодарить тебя.

Молодой Гезири фыркнул.

– Благодарить? Ты пригрозил ему содрать с меня кожу заживо, если он откажется заниматься с твоей шайкой предателей.

Абу Саиф покосился на него, сказал что-то на своем невразумительном наречии, а потом кивнул на поднос.

– Это для нас?

– Для него, – уточнил Дара, подойдя к Абу Саифу, и снял с него кандалы. – Ты пойдешь со мной. Прогулка пойдет на пользу конечностям.

Дара вывел старика на улицу и повел к своему шатру, пустому и голому – очень подобающе для того, у кого не осталось дома. Щелкнув пальцами, он разжег потухший было огонь и жестом предложил Абу Саифу присесть на ковер.

Гезири послушно сел, потирая руки у огня.

– Спасибо.

– Пустяки, – отозвался Дара и сам сел напротив.

Он вновь щелкнул пальцами, и на ковре перед ними появились дымящееся жаркое и горячий хлеб. Колдовать в своем смертном облике становилось трудно, и у Дары застучало в висках, но он решил, что старик заслужил угощение. Дара впервые приглашал Абу Саифа в свой шатер, но им было не впервой разговаривать по душам. Пусть они были врагами, но свободное владение дивастийским и двухвековая армейская выслуга делали Абу Саифа приятным собеседником. Дара любил своих рекрутов, как родных, и был по гроб жизни предан Маниже, но – око Сулеймана, иногда ему просто хотелось полюбоваться горами и перемолвиться парой слов о лошадях со стариком, который устал от войны не меньше, чем он.

Дара вручил ему накидку.

– Возьми. Дни настали холодные. – Он покачал головой. – Нет бы просто разрешил мне наколдовать тебе хороший шатер. Твой напарник – бестолочь.

Абу Саиф придвинул к себе жаркое, отрывая себе ломтик хлеба.

– Я предпочту остаться рядом с соплеменником. Ему сейчас тяжело. – На его лицо упала тень усталости и тоски. – Он скучает по семье. Буквально перед отъездом он узнал, что его жена на сносях и ждет первенца. – Он взглянул на Дару. – Она осталась в Дэвабаде. Он переживает за нее.

Дара проигнорировал укол вины. Солдаты испокон веков оставляют жен одних – такая работа.

– Если бы сейчас она была в Ам-Гезире, где вам самое место, она была бы в полной безопасности, – заявил он, подпуская в голос уверенности, которой не чувствовал.

Абу Саиф не поддался на провокацию. Впрочем, как всегда. Дара пришел к выводу, что тот был солдатом до мозга костей и не утруждал себя спорами на политические вопросы, в которых все равно не имел голоса.

– Твоя бану Нахида снова приходила забирать кровь, – сменил он тему. – Она так и не вернула реликт моего товарища, кстати.

Услышав это, Дара потянулся к кубку, глядя, как по его безмолвной команде сосуд наполняется финиковым вином.

– Уверен, это не повод для беспокойства.

Хотя, на самом деле, он понятия не имел, что Манижа делает с реликтами, а ее молчание начинало выводить его из себя.

– Твои ребята говорят, что она будет ставить над нами эксперименты. Сварит нас заживо и растолчет наши кости в свои порошки. – В словах старика проступил испуг. – А еще говорят, она может пленить душу, как ифриты, и запечатать ее так, что ты никогда не попадешь на небеса.

Внешне Дара оставался невозмутим, но внутри у него закипало негодование на своих солдат, да и на самого себя, за то, что сам не додумался проследить за их поведением. Враждебное отношение к джиннам и шафитам в их лагере было в порядке вещей: все же очень многие последователи Манижи сильно пострадали от их рук. И вполне естественно, что поначалу, когда Дару только вернули с того света, он не обратил на это особого внимания. Во времена его собственного бунта четырнадцать веков назад Дара и другие выжившие Дэвы разделяли подобные враждебные настроения и карали тех, кого считали неверными, самыми жестокими методами. Но они были вне себя от горя по утерянному Дэвабаду и отчаянно хотели спасти то немногое, что осталось от племени. Сейчас ситуация обстояла совершенно иначе.

Дара прочистил горло.

– Прискорбно слышать, что тебя донимают. Обещаю поговорить с ними об этом, – он вздохнул, подыскивая новую тему для разговора. – Если можно поинтересоваться, что тебя держит в этой части Дэвастана столько лет? Кажется, ты говорил, что живешь тут уже полвека? Здешние места едва ли похожи на идеальное назначение для жителя пустыни.

Абу Саиф слегка улыбнулся.

– Я полюбил снег, вот только холода до сих пор тяжело переношу. К тому же здесь живут родители моей жены.

– Ты мог бы получить должность в Дэвабаде и увезти их с собой.

Гезири хмыкнул.

– У тебя никогда не было тещи с тестем, если ты считаешь, что это просто.

Его слова удивили его.

– Нет, – сказал Дара. – Я никогда не был женат.

– И зазнобы никогда не было?

– Была одна, – сказал он мягко. – Но я не мог обещать ей будущее, которого она заслуживала.

Абу Саиф пожал плечами.