Медный гамбит

Более старший человек не в состоянии так быстро изменить свое настроение. Не отвечая мальчику он обошел его кругом, потом взял свой кошелек, спрятал медальон на самое дно и надежно закрепил кошелек на поясе.

— Но почему, Павек, почему?

— По той же причине, по которой ты взял свое оружие, ураденное у гладиатора. Я не доверяю человеку, с которым живу.

— Павек, я не имел в виду ничего особенного. Я знаю, у тебя есть причины поступать так, а не иначе. Ты не должен уходить. Я не хочу, чтобы ты уходил.

Впереди был долгий, трудный и жаркий день, до ночи было еще далеко. Может быть он будет чувствовать себя иначе, когда его спина будет разламываться от боли, а слабая левая рука будет содрогаться с каждым ударом пульса. Может быть. Если женщина-друид и ее зарнека не появяться.

Он заворчал, не говоря ни нет ни да. — Тогда сделай так, чтобы я остался. Держись подальше от неприятностей. Держись подальше от меня. Сделай так и… — Его голос прервался. Темпларов учили легко лгать, но сейчас он не темплар и соврать ему тяжелее, не имея желтой одежды, как оружия. — Ты готов?

Звайн громко сморнулся и смыл с себя последние капли крови. — Готов.

* * *

Мальчик был тих и спокоен, пока они шли по просыпающемуся городу. Он держался близко, не убегал, не ныл или жаловался — не делал все то, что уже стало ежедневным утренним ритуалом. Захлестываемый эмоциями, которым он не мог дать имя, Павек остановился возле ларька продавца фруктов и обменял керамическую монету на завтрак из дынь сабра. Какое-то количество граждан города делали хороший бизнес, покупая поздно вечером, в конце рыночного дня, фрукты, овощи и другую дешевую еду, чтобы продать ее рано утром значительно дороже тем людям, которым надо было поесть до открытия ворот.

Звайн оторвал корку дыни с жестоким наслаждением, но скривился, когда красный сок потек по его разбитым губам. Он протянул дыню обратно, и Павек понял, что боль в его душе, которой он не мог дать имени, скорее увеличилась, чем уменьшилась.

— Не уходи далеко от меня, — прошептал он, когда ворота замаячили перед ними. — Оставайся там, где я могу видеть тебя.

Мальчик мрачно кивнул. Павек опять порылся в своем кошельке, вынул оттуда две последние керамические монеты и сунул их в руку мальчика.

— Ты веришь во что-нибудь, Звайн?

Бессмертный Король Хаману был официальным божеством жителей Урика. Каждый день в утреннем обращении к горожанам перечислялись все его многочисленные титулы и прославлялась его сила; его имя был предметом бесконечных благословлений и… проклятий. Но вера была совсем другим делом. Задавать такой вопрос — вторгаться в личную жизнь, ответить на него честно — знак доверия.

— Иногда. А ты?

— А я верю в колесо судьбы — после хорошего дня, конечно. Нам нужен хороший день, Звайн.

— Я буду молиться за тебя, Павек, — Звайн крепко обхватил своими пальцами острые, неправильные края монет. — Я знаю место.

— Лучше оставайся здесь. Помни, что я тебе сказал: не исчезай.

Из очереди купцов и фермеров, уже ждавшей за воротами, раздались крики: появились темплары, обязанные открывать ворота с рассветом, но всегда опаздывавшие по меньшей мере на час. Павек поторопился на пост инспектора — задержавшись только на мгновение, чтобы посмотреть, где устроился Звайн. Мальчишка нашел себе место в тени за кучей камней и костей, оставшейся после обновления и раскрашивания портретов Короля Хаману на стенах. Они обменялись быстрыми взглядами.

Модекан посылал на ежедневную ярмарку как ремесленников, так и фермеров. Павек быстро вспотел, разгружая четыре тележки; потом загружая их красной плиткой, предназначенной для дома какого-нибудь аристократа. Инспектор — не Букке — отсчитал несколько дюжин: некоторые, дефектные, обложил дополнительным налогом, потом отозвал Павека в сторону, как только тележки были нагружены, а неудачливый ремесленник отправлен обратно.

— Ты знаешь дороги в квартале темпларов, падаль?

— Не очень хорошо, великий, — солгал Павек. Слишком щедрое предложение даже для того, кто молился счастливому повороту колеса судьбы.

Инспектор предложил необрезанную керамическую монету, если Павек отвезет эти плитки в резиденцию Верховного Темплара. — Она строит фонтан, — откровенно сказал он. — День работы.

— Я бедный человек, великий, больной, и в грязной одежде, меня даже не пустят на порог.

Инспектор удвоил предложение и Павек, зная, что человек в здравом уме никогда не окажется от такой возможности, признал свое поражение, упав на колени. Он внимательно слушал, пока инспектор тщательно описывал путь через лабиринты квартала.

Могло быть и хуже: по меньшей мере его не направили к Элабону Экриссару. Заручившись обещанием двух монет, ожидающих его по возвращении, он быстро загрузил ручную тележку и отправился в дорогу. Он попытался было найти глазами Звайна, но парень куда-то спрятался.