В самом маленьком зале музея с красными стенами расположилась экспозиция, где выставлялись работы лучших ювелиров разных народов. Сквозь блестящее от чистоты стекло витрины мой взгляд коснулся крохотной птички. Я не могла оторвать глаз от понравившейся брошки, а ноги словно приклеились к полу и не могли сдвинуться с места. Тогда впервые я почувствовала удивительную энергию вещи и научилась определять, откуда она исходит. Внутри меня будто поднимался ласковый июньский ветерок, который нежными прикосновениями касался струн детской души.
– Мам, а купи мне эту птичку?
– Неля, мы с тобой не в магазине, а в музее. Люди сюда приходят, чтобы наслаждаться искусством. Все, что ты видишь на витринах, называется экспонатами. Рядом с каждым экспонатом крепится особая табличка, на ней указывается год, автор и материал изделия.
– А что тут написано? – пригляделась я к тексту, высматривая очертания знакомых букв.
– Написано, что брошка в форме ласточки создана неизвестным автором в восемнадцатом веке. Это время наших прапрабабушек и прапрадедушек. Значит птичке уже больше двухсот лет.
– Ого! Это давно?
– Очень давно, – улыбнулась мама, – а еще на табличке сказано, что экспонат создан из меди. Медь – это такой металл.
– Как золото?
– Золото дорогое. А из меди делают монетки.
– А если бы я жила в восемнадцатом веке, ты бы купила мне птичку?
Мама рассмеялась.
– Конечно.
Миллионы раз я прокручивала в голове приятные картины прошлого, вновь и вновь тщетно пытаясь представить мамино лицо, когда доставала тайную шкатулку со своим кладом. И правда, чего там только не было! И почерневшие от времени монетки, и забавные сувениры из проволоки, различных форм и размеров брошки, цепочки, ложечки, даже очки. Повзрослев, я оценила содержимое накопленного сокровища. Абсолютно все вещи оказались изготовлены из меди. Но не в этом самая соль. Все безделушки объединял куда более непонятный факт: почти все они были мною украдены.
На каждую вещь, что появлялась в моей шкатулке, я смотрела как в музее на ласточку, глазами, переполненными восторгом, а по венам приятными струйками растекалась невероятная эйфория. Причем, у меня никогда не стояло конкретной цели взять без спроса чужое, оно само каким-то необычайным образом оказывалось в кармане, доставляя кучу проблем владельцу кармана и моему несчастному отцу.
Изменить поведение в лучшую сторону я была попросту не в силах: мания к особенным медным вещам пересиливала все нравственные качества души. Так, в двенадцать лет меня впервые застукали на воровстве. Классный руководитель зашла в тот самый момент, когда я заталкивала в карман небольшую статуэтку с ее стола. На последнем уроке меня «чистили» перед всем классом, и несколько ребят заявили, что у них стали часто пропадать украшения. Через пару часов я очутилась в детской комнате милиции, где психолог с каменным лицом провела со мной несколько тестов, а инспектор, толстая тетка лет сорока, заявила, что скоро из дома будут пропадать деньги и ценности на наркотики. Но что с них взять? Они не знали, что у меня другой кайф. Уговорами и угрозами меня пытались вынудить вернуть украденное, но я наотрез отказывалась признавать свою вину, хоть и совесть часто не давала мне покоя. В глубинах сознания успела закрепиться мысль, будто муки совести не самое грозное испытание в жизни, а мои находки, несмотря на путь их приобретения, оберегают меня от монстров, что затаились в родительской комнате в самом темном углу.
Закончилось дело тем, что папа крепко выругался, ответил обеим теткам, что заплатит штраф, а окончательно подорвать ребенку психику не позволит. Дома, однако, отец пытался найти, куда я прячу «побрякушки», но безуспешно. Еще бы, прятать я научилась очень хорошо.
Отец после исчезновения матери стал постепенно спиваться, время от времени уходя в продолжительные запои. На прежней работе, в строительной конторе Шведова, он находился у начальства на очень хорошем счету, и около года на его выходки закрывали глаза. Но так не могло продолжаться вечно. Вскоре отцу предложили написать заявление на увольнение, и благополучию нашей семьи теперь угрожало безденежье.
С помощью знакомых моему родителю удалось устроиться грузчиком в один из ближайших магазинов. Жить стало гораздо тяжелее, денег постоянно не хватало. Мое утро начиналось с того, что я около получаса тратила на то, чтобы разбудить папу на работу и спрятать нераспечатанные бутылки со спиртным. Я плакала и умоляла отца покончить с дурной привычкой, которая медленно губила нас. Мне его было жаль, жаль даже тогда, когда он стал поколачивать меня, чтобы «выбить всю дурь». Нередко я целыми часами просиживала возле него в ожидании ответа на главный вопрос: «куда ушла наша мама»? Но отец молчал, уставившись в одну точку так долго, что у меня появились подозрения, будто он сам давно пытается понять правду. А пока боль полыхала в его груди, он ее заливал алкоголем.