Медный всадник

Александр до сих пор избегал говорить о самых захватывающих минутах своей жизни. Ни о последней встрече с отцом, ни о том, как стал Александром Беловым и как получил медаль за военную доблесть. Впрочем, Татьяне было все равно. Она старалась не допытываться. Не выведывать его тайн. Она возьмет все, что он согласен дать, и будет нетерпеливо ждать остального.

11

– Рабочий день становится все длиннее, – пожаловалась Татьяна в пятницу, улыбаясь жалкой улыбкой человека, трудившегося двенадцать часов. – Сегодня я собрала целый танк! Под номером тридцать шесть! Умеешь водить танки?

– Лучше того, я знаю, как командовать танкистами.

– В чем разница?

– Выкрикиваю приказы и жду, пока меня убьют.

Татьяна не улыбнулась шутке.

– Надоело, – пробормотала она. – Хочу на хлебозавод. Есть же счастливые люди, которые вместо сборки танков пекут хлеб.

– Чем больше, тем лучше, – заметил Александр.

– Танков?

– Хлеба.

– Нам пообещали премию! Можешь поверить?! Премию, если перевыполним план. Но мы и так стараемся как можем. Просто с ног валимся. Одна из работниц, Зина, говорит, что уж лучше идти добровольцем на фронт.

Они остановились на перекрестке и, дождавшись, пока красный свет сменится зеленым, перешли улицу. При этом Татьяна очень старалась не коснуться ненароком Александра.

– Знаешь, Зина права. Все мы очень устали. Она мечтает поехать в Минск, к сестре.

Александр потер глаза и поправил фуражку.

– Передай, – сухо заметил он, – чтобы она забыла о Минске. Лучше пусть думает о танках. Какой у вас план?

– Сто восемьдесят танков в месяц. Мы едва справляемся.

– От вас требуют слишком многого.

– Погоди, погоди!

Татьяна внезапно остановилась, положила руку ему на рукав и, к собственному удивлению, отняла ее.

– Почему забыть о Минске?

– Немцы заняли Минск почти две недели назад, – мрачно пояснил Александр.

– Что?!

– Что слышишь.

– Почти две недели… о нет, этого быть не может. Минск всего в нескольких километрах к югу от…

Договорить она не смогла.

– В нескольких сотнях, – поправил он, словно стараясь утешить ее.

– Нет, Александр, это совсем не так далеко! – охнула Татьяна, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Почему ты мне не сказал?

– Татьяна, это секретная информация. Больше я ничего не могу сказать. Просто надеялся, что ты услышишь правду по радио, но этого не случилось. Минск пал на седьмой день войны. Даже товарищ Сталин был удивлен.

– Но почему он не упомянул об этом, когда говорил с нами на той неделе?

– Но он сказал «братья и сестры», верно? Хотел, чтобы мы прониклись гневом и яростью против фашистов. Чтобы все как один встали на борьбу. Что хорошего, если вы узнаете о том, как далеко вглубь продвинулись немцы?

– Как далеко? – Не дождавшись ответа, она тоскливо выдохнула: – А наш Паша?

– Таня! – громко воскликнул он. – Не понимаю, чего ты от меня хочешь? Разве не я твержу тебе каждый день, что нужно как можно скорее увозить его из Толмачева?

Татьяна отвернулась, сдерживая слезы.

– Они еще не в Луге, – тихо сообщил Александр. – И до Толмачева не дошли. Постарайся не волноваться. Но скажу только, что в первый день войны мы потеряли тысячу двести самолетов.

– Я и не знала, что у нас было столько самолетов.

– Примерно столько.

– И что же нам теперь делать?

– Нам? – переспросил Александр. – Я же сказал, Таня, уезжай из Ленинграда.

– А я сказала, что без Паши наша семья никуда не уедет.

Александр не ответил. Они продолжали идти.

– Устала? Хочешь домой? – тихо спросил он.

Татьяна молча помотала головой.

– Пойдем к Дворцовому мосту? Там наверняка продают мороженое.

Съев мороженое, молодые люди зашагали вдоль набережной, навстречу закату, мимо бело-зеленого великолепия Зимнего дворца. Татьяна, рассеянно озираясь, вдруг заметила на другой стороне улицы странного человека и замерла как вкопанная.

Худой, высокий, с клочковатой бородой, он с сокрушенным видом стоял перед Эрмитажем. Лицо было искажено глубочайшей тоской.

Что это с ним? И почему он так расстроен?

Незнакомец стоял около военного грузовика, наблюдая, как молодые люди грузят в кузов деревянные ящики. Именно на эти ящики смотрел мужчина с таким мучительным сожалением. Словно терял первую любовь.

– Кто этот человек? – спросила она, пораженная встречей.

– Хранитель Эрмитажа.

– А почему он так тоскливо смотрит на ящики?

– Это единственная страсть его жизни. Он боится, что больше никогда их не увидит.

Татьяне вдруг захотелось подбежать к хранителю. Попытаться его утешить.

– По-моему, у него должно быть больше веры, не находишь?

– Согласен, – улыбнулся Александр. – У него должно быть немного больше веры. Когда война окончится, он снова увидит свои ящики.

– Судя по тому, как он на них смотрит, после окончания войны собственноручно принесет каждый и положит на место! – объяснила Таня.

У музея припарковались еще четыре военных грузовика. Вместо ответа Александр показал на машины. Из широких зеленых дверей вышла очередная процессия, несущая ящики с просверленными в них дырами.

– Картины?

Он кивнул.

– Четыре грузовика картин?

– О, это всего лишь малая часть.

– Александр, почему они выносят картины из Эрмитажа?

– Потому что идет война.