Они все-таки пошли ужинать к Наире. Татьяна готовила, пока Александр чинил сломанный забор. Появились Вова и Зоя, очевидно, сбитые с толку жестоким ударом судьбы, разрушившим их надежды и позволившим маленькой, непритязательной, невинной Тане стать женой офицера.
Татьяна заметила, что все наблюдают за каждым их движением и каждым словом. Поэтому, накладывая еду Александру, она старалась не смотреть на него: все тело пульсировало сладостными воспоминаниями, и она боялась, что присутствующие это поймут.
После ужина Александр не просил никого помочь ей. Сам принялся убирать со стола, а когда они мыли посуду, повернул ее лицом к себе и сказал:
– Таня, никогда больше не отворачивайся от меня. Теперь ты моя, и каждый раз, глядя на тебя, я должен видеть это в твоих глазах.
Татьяна обожающе уставилась на него.
– Именно так, – шепнул он, целуя ее. Их руки переплелись в теплой мыльной воде.
На следующий, безмятежный, день Александр, обнаженный до пояса и босой, возился с ведрами, а Татьяна нетерпеливо подпрыгивала рядом, требуя объяснить, что все это значит. Только сейчас до него дошло, что она не слишком любит сюрпризы. Ей хотелось знать все сразу и с самого начала. Наконец ему пришлось встать, взять ее за плечи и увести, попросив при этом пойти и чем-нибудь заняться: английским, чтением, стряпней – словом, чем угодно, лишь бы не приставать к нему в течение двадцати минут.
Бесполезно. Татьяна переминалась с ноги на ногу, то и дело перегибаясь через его плечо, чтобы лучше видеть.
Александр положил в маленькое ведерко молоко, сливки, сахар и яйца и быстро смешал.
Татьяна подняла блузку и потерлась грудями о его голую спину.
– Хм-м-м, – рассеянно пробормотал он, – хорошо бы еще сюда немного черники.
Татьяна, радуясь, что может помочь, помчалась собирать ягоды. Наполнив большее ведро льдом и каменной солью, Александр вставил туда маленькое и стал размешивать его содержимое длинной мутовкой.
– Что ты делаешь? Ну же, я больше не могу.
– Скоро узнаешь.
– Когда? Только скажи когда!
– Ты невозможна. Через полчаса. Можешь подождать полчаса?
– Полчаса? Целых полчаса? – сгорала от любопытства Татьяна.
– Спасу от тебя нет, – улыбнулся он. – Слушай, не мешай мне. Приходи через полчаса.
Татьяна принялась кружить по поляне. Она была безумно счастлива.
Безгранично, бесконечно счастлива.
– Шура, смотри!
Она сделала колесо и отжалась от земли на одной руке.
– Да, солнышко, смотрю.
Время тянулось ужасно медленно.
Наконец полчаса прошло, и Александр позвал ее.
Татьяна недоуменно воззрилась на густую синевато-фиолетовую смесь в ведерке.
– Что это?
Он вручил ей ложку.
– Попробуй.
Она лизнула и потрясенно захлопала глазами.
– Мороженое?!
– Мороженое, – с улыбкой кивнул он.
– Ты сделал мне
– Да. С днем рождения… Таня… почему ты плачешь? Ешь! Оно растает.
Татьяна уселась на землю, поставила между ног ведерко и, плача, стала есть мороженое. Сбитый с толку Александр развел руками и пошел умываться.
– Я оставила тебе мороженого. Попробуй, – всхлипнула она, когда он вернулся.
– Нет, ешь сама.
– Для меня тут слишком много. Я осилила половину. Доканчивай остальное. Иначе что нам с ним делать?
– Я собирался, – сообщил Александр, вставая перед ней на колени, – раздеть тебя, обмазать мороженым с головы до ног и потом слизать его.
Татьяна, уронив ложку, хрипло выдавила:
– Похоже на зряшную трату изумительно вкусного мороженого.
Но позже, когда он выполнил свое обещание, она больше так не думала.
Потом они искупались. Александр сел и закурил.
– Таня, сделай колесо. Только ничего не надевай. Оставайся как есть. Хорошо?
– Прямо здесь? Нет, это неподходящее место.
– Если не здесь, то где? Давай! Прямо в реку!
Татьяна встала, улыбающаяся, ослепительно нагая, подняла руки и спросила:
– Готов?
А потом покатилась в торжествующем радужном сальто: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… прямо в Каму.
– Ну как? – крикнула она из воды.
– Потрясающе! – откликнулся он, не сводя с нее глаз.
Даже без часов Александр, как человек военный и обладавший чувством времени, просыпался на рассвете, ранним голубым утром, умывался и курил, пока Татьяна сонно ждала его, свернувшись в комочек, словно теплая булочка, только сейчас вышедшая из печи. Прыгнув в постель, он немедленно прижимался к ней ледяным телом. Татьяна взвизгивала и безуспешно пыталась увернуться.
– Не надо! Бессовестный! Хоть бы тебя на гауптвахту отправили! Клянусь, с Маразовым бы у тебя такое не прошло!
– Чистая правда. Но у меня нет неоспоримых прав на Маразова. Ты моя жена. Повернись ко мне.
– Пусти меня, тогда повернусь.
– Тата… – прошептал Александр, – можешь не поворачиваться. Я обойдусь. – Он продолжал прижиматься к ней. – Но я не отпущу тебя, пока не получу своего. Пока ты не согреешь меня внутри и снаружи.
Они долго любили друг друга. Потом Татьяна приготовила ему на завтрак двенадцать картофельных оладий и, пока он жадно ел, сидела на одеяле рядом с ним, в розовом рассвете, наслаждаясь солнышком и не сводя глаз с Александра.
– Что?
– Ничего, – улыбнулась она. – Ты всегда голодный. Как только пережил эту зиму?