– Как я пережил эту зиму?!
Она отдала ему свою порцию оладий. Он протестовал, но не слишком долго, особенно когда она подвинулась к нему и стала кормить, по-прежнему глядя в глаза и чувствуя, как тает.
– Что, Таня? – повторил он, беря с вилки последний кусочек. – Я сделал что-то такое, что пришлось тебе по вкусу?
Краснея и качая головой, она тихо, возбужденно вскрикнула и поцеловала в щетинистую щеку.
– Пойдем, муженек. Давай побреем тебя.
Брея его, она приговаривала:
– Вот так, вот так… Кстати, я говорила тебе, что Аксинья завтра утром предложила истопить баню и постоять у двери, чтобы никто не вошел?
– Говорила, – без особого энтузиазма отозвался Александр, – но, сама знаешь, она вызвалась постоять у двери, чтобы нас подслушивать.
– В таком случае придется вести себя потише, верно? – заметила Татьяна, вытирая мыло с его гладкой щеки.
–
Татьяна снова вспыхнула, и он улыбнулся.
– Что мы будем сегодня делать? – спросила она, добривая мужа. – Нужно бы собрать ягод, тогда я испеку пирог.
– Стоило бы. Но сначала я затащу это бревно в воду, чтобы было где сидеть и чистить зубы, а потом нужно сколотить стол: нужно же где-то чистить рыбу! К тому же ты собираешься идти шить подарки. Я не стану злиться.
– Я вернусь часа через два, – пообещала она.
– Буду счастлив.
– Это твоя обязанность.
– У меня только одна работа здесь, в Лазареве, – сообщил Александр, хватая ее за талию. – Любить мою красавицу жену.
Татьяна едва не застонала.
– Одни только разговоры, а дела никакого…
Поздним утром они бродили по лесу в нескольких километрах от дома, собирая чернику в ведра. Сначала они договорились беседовать только по-английски, но Татьяна схитрила и перешла на русский:
– Я читаю куда лучше, чем говорю. Правда, Джон Стюарт Милль для меня теперь нечитабелен, а не просто неразборчив.
– Тонкое различие, – ухмыльнулся Александр, срывая парочку грибов. – Таня, это можно есть?
Татьяна, выхватив грибы и бросив на землю, кивнула:
– Да. Но только один раз.
Александр рассмеялся.
– Нужно научить тебя собирать грибы, Шурочка. Нельзя вот так вырывать их из земли.
– А мне следует научить тебя говорить по-английски, Танечка, – парировал Александр.
–
Александр прищурился от удовольствия:
–
Он поцеловал ее в макушку и продолжал по-русски:
– Танечка, а теперь скажи то, чему я тебя научил.
Татьянино лицо мигом залилось помидорным румянцем.
–
–
–
Они так и не перешли на русский. Но Татьяна видела, что Александр потерял всякий интерес к ягодам.
–
Александр привлек ее к себе:
–
Слегка отстранившись, Татьяна возразила:
–
–
–
–
Татьяна, едва дыша, пролепетала:
– Хорошо. Бери ведро. Пойдем домой. Я обещаю попрактиковаться в любви с тобой.
–
Как медленно тянулся этот ослепительный мирный летний день! Александр распиливал дерево на короткие поленья. Татьяна не отходила от него.
– Ну что? – спросил он, почувствовав очередной толчок под ребра. – Что, моя маленькая тень? Дай мне докончить, иначе не на чем будет сидеть.
– Хочешь поиграть?
– Нет. Нужно сделать скамью.
– Мы можем поиграть в
– Позже.
– Как насчет войны? Или пряток?
– Позже.
– Ага, боишься снова проиграть, – подначила она.
– Ах ты…
– Может, хочешь… порезвиться?
Александр поднял брови. Татьяна смущенно шмыгнула носом.
– Я имела в виду… в воде. Хочу встать тебе на руки, чтобы ты поднял меня над головой…
– Только если потом я швырну тебя в воду.
– Теперь это так называется? Ладно, договорились.
Смеясь и не отпуская ее, Александр покачал головой:
– Потом. Мы обязательно сделаем это, и не один раз, но пока что нужно распилить чертово бревно.
Татьяна немного помолчала.
– Не хочешь показать, как отжимаются военные? Пятьдесят раз подряд?
– Если обеспечишь мне соответствующий стимул.
– Прекрасно. Прямо сейчас?
– Нет, это уж слишком. Потом.
Она немного помолчала.