В Вологде оказалось, что можно доехать до Тихвина, но Тихвин день и ночь обстреливался немцами. Кроме того, попасть в Кобону оттуда было невозможно. Поезда бомбили с воздуха, и наши несли огромные потери. К счастью, Татьяне повезло разговориться с поездным контролером, который объяснил ей все это. Она спросила, каким образом продовольствие доставляют в блокадный Ленинград, если немцы фактически отсекли Кобону, и, узнав все, она решила следовать тем же маршрутом, что и продукты. В Вологде села на поезд до Петрозаводска, но вышла гораздо раньше, в Подпорожье, и пешком пробиралась пятьдесят километров до Лодейного Поля. Оттуда до Ладоги было всего десять километров.
Остановившись похлебать пустого супа в столовой, Татьяна подслушала разговор четырех водителей. Очевидно, немцы практически перестали бомбить Ленинград и сосредоточили все воздушные силы и артиллерию на Волховском фронте, там, куда направлялась Татьяна. Вторая армия под командованием маршала Мерецкова находилась в четырех километрах от Невы, а немецкий фельдмаршал Манштейн старался не дать Мерецкову выбить его с позиций, занятых вдоль берега реки.
Водители долго обсуждали последние новости с фронта, пока Татьяне не надоело слушать. Ей была нужна информация другого рода. Она подсела поближе, завела беседу с мужчинами и узнала, что баржи с продуктами отправляются с Ладожского озера к югу от небольшого городка Сясьстрой, в десяти километрах к северу от Волховского фронта. Сясьстрой находился примерно в ста километрах от того места, где сейчас была Татьяна.
Татьяна уже хотела попросить подвезти ее, но вовремя опомнилась. Они должны были переночевать в Лодейном Поле, и, кроме того, ей не понравилось, как один из водителей на нее поглядывал. Значит, не помог даже старушечий платок в клетку…
Она поблагодарила их и ушла. На сердце стало легче при воспоминании о заряженном пистолете Александра.
Три дня она пешком добиралась до Сясьстроя. Правда, сейчас, в начале октября, уже начались заморозки, но снег еще не выпал, и дорога была замощена. Идти было не страшно, в том же направлении двигалось много народу: женщины, дети, старики и даже направлявшиеся на фронт солдаты. Татьяна полдня прошагала рядом с парнем, возвращавшимся из отпуска. Он выглядел таким несчастным, что она сразу вспомнила об Александре. Потом он попросился на проезжавший мимо армейский грузовик, а Татьяна продолжала свой путь.
Рев тяжелых бомб и снарядов, взрывавшихся где-то недалеко, постоянно сотрясал землю под ее ногами, но Татьяна не поднимала головы. Каким бы страшным это ни казалось, все же лучше, чем бежать через картофельное поле в Луге. Или сидеть в здании вокзала, понимая, что немцы не улетят, пока не добьют ее.
Она шла даже по ночам: так было спокойнее, а после одиннадцати фашисты не бомбили. Как-то ей посчастливилось найти пустой сарай и отоспаться. На вторую ночь она набрела на семью, поделившуюся с ней едой, за которую Татьяна честно расплатилась.
В десяти километрах от Сясьстроя, на реке Волхов, Татьяна нашла небольшую баржу, готовую отправиться в плавание вокруг Новоладожского мыса. Грузчик уже отвязывал причальный канат. Татьяна дождалась, пока он соберется убирать сходни, метнулась вперед и показала ему бутылку водки. Тот жадно уставился на водку. Татьяна сказала, что готова отдать все, лишь бы он помог ей добраться до Ленинграда, увидеться с умирающей матерью. Она знала, что для местных жителей настали тяжкие времена. Большинство родственников, живущих в Ленинграде, либо погибли, либо были на краю гибели. Грузчик с благодарностью принял подарок и пропустил ее.
– Только смотри, кабы хуже не было. Путь неблизкий, а чертовы фрицы то и дело топят баржи.
Татьяна лишь кивнула.
На этот раз судьба пощадила ее.
Баржа пристала к берегу в Осиновце, к северу от Кокорева, и Татьяна отдала четыре последние банки тушенки и еще одну бутылку водки водителю, который вез продукты в Ленинград. Он позволил ей сесть в кабину и даже поделился хлебом.
Татьяна не отрываясь смотрела в окно. Неужели у нее хватит сил снова войти в дом на Пятой Советской? Но что еще остается?
Зато она вернулась в Ленинград!
Татьяна вздрогнула. Ей не хотелось думать о том, что ждет впереди.
Водитель высадил ее на Финляндском вокзале, в северной части города. Она доехала на трамвае до Невского проспекта и отправилась домой с площади Восстания.
Ленинград был печален и пуст. Стоял поздний вечер, горели редкие фонари, но по крайней мере в городе было электричество. Татьяне повезло: ни одного налета. Но по дороге пришлось пройти мимо десятков сгоревших, обрушившихся зданий и черных провалов на том месте, где когда-то стояли дома.
Оставалось надеяться, что их дом не сгорел.
Дом стоял на месте. По-прежнему зеленый, по-прежнему убогий, по-прежнему грязный.
Татьяна несколько минут постояла у двойных дверей подъезда. Пыталась найти в себе то, что Александр называл мужеством.