Медный всадник

Именно мысль о последствиях остановила ее.

Выпрямившись и уничтожающе глядя на Дмитрия, Татьяна твердо сказала:

– Дмитрий, какого черта ты хочешь что-то из меня вытянуть? Перестань меня допрашивать. И не пытайся играть на моих чувствах. Либо спроси прямо, либо молчи. Мне надоели твои игры! Что ты хочешь знать? Почему я не спросила про Петренко? Узнала, что Маразов в казармах, и перестала спрашивать. Обрадовалась, что поговорю хотя бы с одним знакомым. С тебя довольно?

Дмитрий, явно не ожидавший отпора, пораженно уставился на нее.

В дверь постучали. Это оказалась Инга.

– Что тут творится? – сонно спросила она, кутаясь в потертый серый халат. – Что за шум? Таня, у тебя все в порядке?

– Да, спасибо, Инга! – рявкнула Татьяна, хлопнув дверью перед ее носом. С Ингой она разделается позже.

– Прости, Таня, – процедил Дмитрий. – Не хотел тебя расстраивать. Просто не так тебя понял.

– Ничего, Дмитрий. Уже поздно. Давай прощаться.

Дмитрий снова попытался подступить к ней, но Татьяна отпрянула. Он пожал плечами.

– Я всегда хотел, чтобы у нас что-то вышло.

– Неужели?

– Разумеется.

– Дмитрий! Как… – начала было Татьяна, но тут же осеклась и махнула рукой.

Дмитрий стоял в комнате, где провел столько вечеров. Где столько раз сидел за обеденным столом с семьей Татьяны, которая пригласила его домой и сделала частью своей жизни. Теперь он пробыл здесь час. Не стесняясь, говорил о себе. Обвинял Татьяну непонятно в чем. Клеветал на Александра. А может, и нет. Настолько ли лживы его речи?

Интересно, что он ни разу не спросил, что произошло с людьми, так радушно принимавшими его в этой комнате. Ни о матери, ни об отце, ни о дедушке с бабушкой. Ни о Марине, ни о второй бабушке. Ни тогда, в Кобоне, ни сейчас. Даже если он и знал об их участи, все равно не произнес ни слова сочувствия, ни слова утешения. Как он мог думать, будто между ним и кем-то, а особенно между ним и Татьяной может быть что-то искреннее, если не способен любить никого, кроме себя? Не способен заглянуть в чужое сердце? Не способен разделить с другим человеком свою жизнь?

И ей безразлично, спросил ли он о ее родных или нет. Единственное, что Татьяне нужно от него, – пусть перестанет притворяться перед ней, словно она не видит его насквозь. Словно не знает правды.

Все это она хотела высказать Дмитрию, но передумала. Не стоит он того.

Но взгляд ее, очевидно, был достаточно красноречив, потому что Дмитрий, опустив голову и еще больше сгорбившись, пробормотал:

– Похоже, я совсем не умею найти подходящие слова.

– Почему же? – усмехнулась Татьяна. – Самые подходящие слова – «спокойной ночи».

Он направился к двери. Она пошла следом.

– Прощай, Таня. Вряд ли мы когда еще увидимся.

– Увидимся… если судьба столкнет.

Татьяна судорожно сглотнула, боясь, что ноги подкосятся.

– Я уеду так далеко, что мы никогда больше не встретимся, – таинственно прошептал Дмитрий.

– Вот как? – спросила она одними губами, теряя последние силы.

Он наконец ушел, оставив в ее душе черную бурю. Татьяна лежала на своей узкой коечке между стеной и спинкой дивана, лежала, не раздеваясь, прижимая к груди обручальное кольцо, лежала, не двигаясь и не смыкая глаз до самого утра.

3

Александр сидел за столом в офицерском блиндаже, одном из нескольких, выстроенных в Морозове. Холода уже начались, и едва зажившие руки постоянно немели. Хорошо бы пойти в раздаточную, там наверняка найдется что поесть, но через час предстоит совещание с генералом Говоровым. Будет обсуждаться план переправы на другой берег и атаки на немцев.

Стоял ноябрь, и после четырех неудачных попыток пересечь Неву Шестая армия нетерпеливо ждала, когда лед на реке установится. Командование решило, что легче всего будет атаковать пехотой, растянувшейся цепочкой на льду, чем переправлять сразу помногу солдат на понтонных судах, которые легко поразить одним ударом.

Из раздумья Александра вывел ввалившийся в блиндаж Дмитрий. Весело гогоча, он выложил водку, махорку и папиросные гильзы. Александр молча вынул деньги. Поскорее бы он убрался!

Александр как раз перечитывал последнее письмо от Татьяны, немного его озадачившее. Он не писал ей несколько недель, с тех пор как обжег руки, хотя мог бы продиктовать письмо медсестре. Но если Татьяна увидит на конверте чужой почерк, наверняка с ума сойдет, вообразив, что он ее обманывает, хочет успокоить и ранение на самом деле куда тяжелее. Не желая волновать ее, он послал деньги за сентябрь, подождал, пока сможет держать ручку, и в конце месяца написал сам.

Он не упомянул о том, что Господь уберег его, уложив в госпиталь. Пролежав там несколько недель, он не участвовал в двух гибельных сентябрьских попытках переправиться через Неву, когда потери оказались столь велики, что пришлось задействовать резервы из Ленинградского гарнизона: на Волховском фронте людей тоже не хватало, особенно после гитлеровского приказа удерживать Неву и блокаду любой ценой. Армии Мерецкова тоже приходилось нелегко. Немцы ожесточенно бомбили расположение войск с земли и воздуха.