– Но кто тебе мешает? Иди.
– Саша, в последний раз повторяю: без тебя я ни шагу.
– Дима, в последний раз повторяю: сейчас я никуда не иду.
– А когда?
– Узнаешь, как только настанет время. Сначала нужно прорвать блокаду. Да, это потребует всего, что у нас есть, но весной…
– Может, послать на это дело Таню? – неожиданно хмыкнул Дмитрий.
Александру показалось, что он ослышался.
Неужели Дмитрий упомянул Татьяну?
– Что ты сказал? – спросил он, медленно выговаривая каждое слово.
– Говорю, может, послать на это дело Таню? Она в одиночку прорвала блокаду!
– Ты это о чем?
– Эта девочка, – восхищенно продолжал Дмитрий, – сумеет своими силами добраться даже до Австралии, если захочет! И пока мы будем хлопать ушами, начнет совершать регулярные рейсы за едой между Молотовым и Ленинградом.
Откинув голову, он весело заржал.
– Да объясни же, мать твою!
– Объясняю. Вместо того чтобы зазря класть в землю двести тысяч солдат, включая тебя и меня, следовало бы поручить Танечке Метановой прорвать блокаду.
Александр не глядя растер окурок.
– Не пойму, что ты мелешь.
Хоть бы Дмитрий ничего не заметил.
– Я ей сказал: Таня, тебе пора идти в армию. В два счета станешь генералом. А она и в самом деле подумывает об…
– То есть… то есть как это «сказал»? – перебил Александр, с трудом ворочая языком.
– Неделю назад, на Пятой Советской. Она приготовила мне ужин. Им наконец дали воду. Правда, одну из комнат заселили, но вторая… – Дмитрий улыбнулся. – Ничего не скажешь, кухарка из нее что надо.
Александр сам не понимал, как ему удалось остаться неподвижным.
– Что с тобой? – ухмыльнулся Дмитрий.
– Все нормально. Только что-то не пойму: врешь ты по своему обыкновению или просто сочиняешь? Татьяна в эвакуации.
– Поверь мне, я узнал бы ее всюду. Прекрасно выглядит. Сказала, что влюблена в доктора. Представляешь? Наша маленькая Танечка. Кто бы мог подумать, что из всех выдержит только она?
У Александра руки чесались заткнуть ему глотку, но он боялся открыть рот.
Он только вчера получил от нее письмо. Письмо!
– Таня приходила в казармы. Искала меня. Сготовила ужин. Она в Ленинграде с середины октября. Не поверишь, как она сюда добиралась! Шла пешком с самого Волховского фронта, словно Манштейна и его бомб вообще не существует. С такой я пошел бы в разведку.
– Интересно, – выдавил Александр, – когда это ты собрался в разведку?
– Очень умно!
– А мне плевать! Все это мне безразлично. Прости, я опаздываю. Через несколько минут у меня встреча с генералом Говоровым. Извини.
После ухода Дмитрия Александр, не помня себя, метался по блиндажу. Табурет, на котором он сидел, полетел в стенку. Обломки брызнули во все стороны.
Теперь-то он понимал, что показалось ему странным в ее письмах. Он даже ослабел от ярости и так и не сумел прийти в себя. Совещание прошло как в бреду. Он никак не мог сосредоточиться. Как только Говоров отпустил его, он немедленно отправился к Степанову.
– О нет! – ахнул тот. – Узнаю этот взгляд, капитан Белов!
Александр, нервно мявший шапку в руках, кивнул:
– Товарищ полковник, у меня не было свободной минуты с самого моего возвращения.
– Но, Белов, вы и так отсутствовали больше месяца!
– Я прошу всего лишь несколько дней. Могу повести в Ленинград грузовик с продуктами, вот и выйдет что-то вроде командировки.
– Что с тобой, Александр? – спросил Степанов, подходя и понижая голос.
Александр чуть качнул головой:
– Все в порядке.
Степанов внимательно присмотрелся к нему и осторожно спросил:
– Это имеет какое-то отношение к денежным переводам в Молотов?
– Да, товарищ полковник. Возможно, этому придется положить конец.
Степанов еще понизил голос:
– Может, это имеет какое-то отношение к штампу загса, который я видел в твоем военном билете?
Александр, не отвечая, повторил:
– Товарищ полковник, я очень нужен в Ленинграде. – Он помедлил, пытаясь собраться. – Всего на несколько дней.
Степанов вздохнул:
– Если не вернешься к десятичасовой поверке в воскресенье…
– Я буду здесь. Времени больше чем достаточно. Спасибо. Я никогда вас не подведу. И не забуду всего, что вы для меня сделали.
Александр пошел к выходу.
– Займись своими личными делами, сынок, – сказал ему вслед полковник. – Забудь о продуктах. У тебя больше не будет времени для личных дел, пока мы не прорвем блокаду.
Татьяна едва волочила ноги. И не отходила от раненых, хотя ее смена давно закончилась. Она немного проголодалась, но так не хотелось готовить только для себя, что она с удовольствием бы перешла на искусственное питание, как некоторые тяжелые пациенты. Уж лучше день и ночь ухаживать за ними, чем сидеть одной в комнате.
Наконец она, не поднимая головы, медленно побрела домой в темноте. Прошла по коридору и открыла дверь. Инга, как всегда, сидела в коридорчике и пила чай. Что делают эти люди в ее доме? Противно думать о том, что они могут остаться навсегда.
– Здравствуйте, Инга, – устало пробормотала она, снимая пальто.
Инга что-то буркнула в ответ.
– Кстати, вас ждут, – неприязненно заявила она.
– Но я же просила никого не впускать.
– Просили, – кивнула Инга. – Он очень разозлился. Какой-то военный…
– Какой военный?
– Не знаю.