Медный всадник

Раковский метнулся к Дмитрию, который снова выстрелил и на этот раз не промахнулся. Но у Дмитрия не хватило ума или быстроты реакции открыть огонь по остальным пограничникам, которые, застыв от неожиданности, словно подвешенные в пространстве и времени, неуклюже пытались стащить с плеча винтовки. Наконец это им удалось. Они стали беспорядочно палить в Дмитрия. Пули били в него с такой силой, что его отбросило на несколько метров.

Неожиданно из леса послышался грохот ответных выстрелов. И не из винтовок со скользящим затвором, не медленный и методичный огонь, метроном сражения: пять патронов, открыть затвор, вложить еще пять, закрыть затвор. Нет. По ним велся ураганный автоматный огонь, который разнес в клочья тент грузовика и лобовое стекло. Оба пограничника исчезли.

Боковое стекло кабины с треском разлетелось, и Татьяна почувствовала, как что-то твердое и острое врезалось в щеку. Во рту мгновенно разлился металлический вкус. Проведя языком по внутренней стороне щеки, она наткнулась на что-то острое. Изо рта закапала кровь. Но времени сделать что-то не было. Она забралась под капот.

Дмитрий и доктор лежали на земле, на линии огня. Перестрелка становилась все яростнее. Пули непрерывно щелкали о сталь кабины.

Татьяна выползла, схватилась за полупальто доктора Сайерза и потащила в укрытие. Прикрыв его собой, она бросила взгляд в сторону Дмитрия. Ей показалось, что он пошевелился… или это вспышки выстрелов сыграли с ней злую шутку? Нет… она не ошиблась. Он пытается ползти к грузовику!

С советской стороны в дело вступили минометы. Мины взрывались в лесу одна за другой. Огонь, черный дым, вопли. Отсюда? Оттуда?

Трудно сказать. Больше не было ни «отсюда», ни «оттуда». Остался только Дмитрий, пробиравшийся к Татьяне. Она видела его в нелепом свете фар. Он ищет ее… Ищет… и сейчас найдет.

Шум на секунду стих, и она услышала, как он зовет ее, протягивая руку:

– Татьяна… Татьяна… Пожалуйста…

Татьяна закрыла глаза.

«Он не приблизится ко мне!»

Но тут раздался оглушительный свист, что-то вспыхнуло и разорвалось так близко, что волна ударила ее головой о шасси. Татьяна потеряла сознание.

А когда пришла в себя, решила не открывать глаз. Выплыв из глубокого обморока, она не слишком хорошо слышала. Зато чувствовала тепло, словно в лазаревской парилке, когда, стоило опрокинуть шайку с кипятком на раскаленные камни, пар с шипением поднимался к потолку.

Доктор Сайерз по-прежнему неподвижно лежал, наполовину прикрытый ее телом. Идти было некуда. Язык снова наткнулся на острый металл. Во рту стало горячо и солоно.

На ощупь лицо Сайерза казалось холодным и влажным. Потеря крови.

Татьяна открыла глаза. Разгоравшийся за грузовиком огонь освещал смертельно бледного Сайерза. Куда его ранило?

Она сунула руку под его пальто и нашла дырку в плече. Выходного отверстия она не нащупала, но прижала палец к мышце чуть повыше раны, чтобы остановить кровотечение. Потом снова закрыла глаза. Пламя продолжало бушевать, но выстрелов больше не было слышно.

Сколько времени прошло? Две минуты? Три?

Она вдруг поняла, что снова скользит в черную пропасть. И не только не могла открыть глаза, но и не хотела.

Сколько осталось ей жить? Когда конец? Или все еще продолжится? Сколько еще доктор Сайерз будет лежать без чувств, сколько еще Дмитрий продержится один в огненном ореоле? Сколько отмерено для Татьяны? Сколько еще?..

Сколько тогда времени ушло у Александра на то, чтобы спасти доктора и получить осколок в спину? Она все видела из грузовика Красного Креста, стоявшего за деревьями, на поляне, ведущей к берегу реки, к тому откосу, с которого Александр побежал за Толей Маразовым.

Она все видела.

Те две минуты, за которые Александр успел подбежать к Маразову, окликнуть Сайерза, вытащить его и подтянуть вместе с мертвецом к грузовику, были самыми длинными в жизни Татьяны.

* * *

Он был так близок к укрытию. Она наблюдала, как немецкая бомба, сброшенная с самолета, упала на лед и взорвалась. Как Александр врезался головой в грузовик. Когда он упал, Татьяна схватила коробку цилиндрических контейнеров с плазмой, свой чемоданчик, выпрыгнула из кузова и побежала по берегу. У самого льда ее схватил сержант, швырнул на землю и заорал:

– Дура! Рехнулась, что ли?

– Я медсестра, – объяснила она. – И должна помочь доктору.

– Да, и сама останешься там. Лежи!