Медный всадник

– Даже поругаться спокойно нельзя. Что ж, по крайней мере он своего добился.

Она вдруг начала медленно падать. Дмитрий едва успел подхватить ее и уложил на диван в коридоре.

– Ты в порядке? – твердил он.

Явились Сарковы, которым до смерти хотелось узнать, в чем дело. Любой скандал в коммунальной квартире мгновенно становился всеобщим достоянием. Все всё слышали.

– Ничего страшного, – заверила Татьяна. – Небольшой спор. Все прекрасно.

Наконец Даша вышла из комнаты и, кривя губы, извинилась перед Татьяной, а потом вернулась к Александру и закрыла дверь. Татьяна попросила Дмитрия уйти и похромала на крышу – мечтать о том, чтобы бомба разнесла в клочья и ее, и все окружающее.

Крышка люка откинулась. Показалась темная голова Александра. Сердце Татьяны, казалось, остановилось, но она сделала вид, что не заметила Александра. Они сидели с Антоном и держались за руки. Антон подтолкнул ее и замолчал. Татьяна, вздохнув, повернулась к Александру.

– Ну что тебе? – пробурчала она.

– Дай мне руку.

– Нет.

– Дай мне руку.

– Антон, – громко сказала она, – помнишь Дашиного Александра? Пожмите друг другу руки.

Антон отодвинулся от девушки и пожал руку Александру.

– Антон, – попросил тот, – можешь на минуту отойти?

Мальчишка неохотно отодвинулся на несколько шагов и присел на корточки, всем своим видом показывая, что не собирается оставлять их одних.

– Давай уйдем отсюда, – предложил Александр.

– Мне трудно ходить. Да и чем это место хуже остальных?

Александр, не вступая в спор, подхватил Татьяну и отнес на противоположный конец крыши, где не было ни Антона, ни Маришки, семилетней девчонки, которая практически не спускалась вниз, потому что родители беспробудно пили.

– Дай мне свои руки, Татьяна.

Татьяна подчинилась. Ее руки дрожали.

– Как ты? Такое часто случается?

– Ничего. Бывает иногда. А что?

– Я не позволю никому тебя обижать.

– Но что тут хорошего? Теперь все они злятся на меня. Ты уйдешь, а я останусь в этой комнате, в этой постели, в этом коридоре, все с той же Дашей. И я по-прежнему ничто и никто.

Его лицо исказилось жалостью.

– Говорю же, я не позволю им обижать тебя. И плевать мне, если Даша все узнает о нас или Дмитрий…

Он осекся. Татьяна навострила уши.

– Плевать, если о нас узнает весь мир. Я никому, никому не позволю пальцем тебя тронуть. И ты это знаешь. Поэтому, если не хочешь, чтобы я выложил всю правду, будь сдержаннее с людьми, которые способны ударить тебя.

– Откуда ты явился? – удивилась она. – Разве в твоей Америке такого не бывает? Здесь, в России, родители бьют детей, и дети терпят. Старшие сестры бьют младших, и младшие терпят. Так уж ведется.

– Понимаю, – кивнул Александр, – но ты слишком мала и хрупка, чтобы позволить бить тебя. А твой отец уж очень пьет и во хмелю становится злым. Поосторожнее с ним.

У него такие теплые, надежные ладони…

Татьяна прикрыла глаза, представляя… представляя…

Ее губы приоткрылись в безмолвном стоне.

– Малышка, не надо, – взмолился Александр, сжимая ее пальцы чуть крепче.

– Шура, я пропала. Не знаю, что делать. Я совсем пропала.

Она вдруг выдернула руки и показала глазами на кого-то за его спиной. Это оказалась Даша.

– Я пришла к сестре, – объявила она. – Не знала, Саша, что ты еще здесь. Ты же говорил, что давно пора идти.

– Пора, – подтвердил Александр, вставая и наскоро целуя Дашу в щеку. – Увидимся через несколько дней. Таня, завтра же иди к врачу: вдруг нос сломан?

Татьяна едва смогла кивнуть. После его ухода Даша присела рядом:

– Что ему было надо?

– Ничего. Хотел убедиться, что со мной все в порядке.

В этот момент на Татьяну что-то нашло, и чтобы не признаться Даше во всем, она поспешно выпалила:

– Знаешь что, Даша, ты моя старшая сестра, и я люблю тебя, и завтра все будет хорошо, но сейчас ты последний человек на земле, которого мне хочется видеть. Слишком уж часто я покоряюсь тебе, делаю так, как ты хочешь, молчу, или ухожу, или терплю… ну так вот: завтра я снова буду слушаться тебя, но пока что говорить с тобой не желаю. Дай мне посидеть и подумать. Так что, пожалуйста, Даша, уходи.

Она намеренно выделила последние слова.

Но Даша не шевельнулась:

– Послушай, Таня, мне очень жаль, но тебе не следовало так разговаривать с мамой и папой. Ты ведь знаешь, как они страдают. И без того во всем винят себя.

– Даша, я не желаю слушать твои фальшивые извинения.

– Да что это на тебя нашло? – возмутилась Даша. – Ты никогда так не говорила. Ни с кем!

– Пожалуйста, Даша, пожалуйста. Уходи.

Татьяна просидела на крыше до утра, закутавшись в старую кофту. Ноги и лицо заледенели.