Татьяна едва удерживалась, чтобы не спрыгнуть с подоконника. Не броситься к нему. Она хотела ехать в трамвае, сидеть на скамье, спать с ним в палатке. Снова почувствовать его рядом. На себе. Но вслух сказала только:
– Объясни, это ты устроил так, что Дима торчит в Ленинграде и каждую ночь приходит к нам? Он пытался распускать руки, но я не позволила.
Глаза Александра сверкнули.
– Да, он хвастался.
– В самом деле?
Именно поэтому Александр так холоден?
– И что же он сказал?
Татьяна слишком устала, чтобы сердиться на Дмитрия.
Александр сделал еще шаг. Чуть-чуть, совсем немного, и она ощутит его запах.
– Не важно, – выдавил он.
– И ты вообразил, что он говорит правду?
– А что скажешь ты?
– Александр, знаешь что?
Она спустила ноги с подоконника и поставила чашку.
Еще один шаг.
– Что, Тата? – едва слышно спросил он.
И она наконец ощутила этот знакомый, мужской, смешанный с ароматом мыла запах. И слабо улыбнулась. Улыбка тут же исчезла.
– Пожалуйста, сделай мне одолжение, держись подальше от меня. Договорились?
– Стараюсь изо всех сил, – кивнул он, отступая.
– Нет! – выкрикнула Татьяна, и тут что-то произошло. Она сломалась. Потеряла голову и волю. Больше не было сил держаться. – Зачем ты приходишь? – прошептала она. – Порви с Дашей. Иди сражайся. И возьми с собой Дмитрия. Он не понимает слова «нет», а меня тошнит от всего этого.
«От всех вас», – хотела сказать она, но промолчала.
– Скоро я устану твердить ему «нет», – добавила она для пущего эффекта.
– Прекрати, – велел Александр. – Я не могу сейчас уйти. Немцы совсем близко. Я буду нужен твоей семье. И… и тебе тоже.
– Нет, я вполне обойдусь. Пожалуйста, Александр, мне и без того нелегко. Неужели не видишь? Попрощайся с Дашей, со мной и не забудь взять с собой Дмитрия. Только поскорее, я уже не могу.
– Таня, – одними губами вымолвил он, – как я могу не приходить и не видеть тебя?
Она изумленно моргнула.
– А кто будет меня кормить?
Татьяна снова моргнула.
– Прекрасно! – язвительно прошипела она. – Я стану готовить тебе ужин и заведу роман с твоим лучшим другом, пока ты обхаживаешь мою сестру. Я все правильно разложила по полочкам? Все идет как нельзя лучше?
Александр повернулся и вышел.
Наутро Татьяна первым делом отправилась на Греческую, в госпиталь, повидаться с Верой. Пока та проверяла ее ребра, Татьяна спросила:
– Вера, я могу чем-то помочь? Не найдется ли какой работы в больнице?
– А что случилось? – встревожилась та. – Ты такая грустная. Это из-за ноги?
– Нет, я…
Ее доброта так тронула Татьяну, что она едва не выплеснула все свои горести на выкрашенную перекисью водорода голову медсестры. Едва. Но вовремя взяла себя в руки.
– Нет, все хорошо. Просто мне ужасно скучно. И выйти некуда. Целыми ночами дежурю на крыше, иногда тушу зажигалки. Может, и мне найдется что делать?
– Лишние руки не помешают, – задумчиво протянула Вера.
Татьяна немедленно воспрянула духом.
– Правда?
– Работы по горло. Подавальщицей в столовой, в справочном, температуру мерить, да мало ли что!
Татьяна широко улыбнулась.
– Вот здорово! Только что делать с Кировским? Я должна вернуться и продолжать собирать танки, как только снимут гипс. Кстати, когда его снимут?
– Таня! Фронт подступил к Кировскому! – воскликнула Вера. – Какой там завод! Не настолько ты смелая! Вряд ли тебе придется там работать. Скорее уж сражаться! А к нам ты пришла как раз вовремя. Здесь всегда не хватает сестер и нянечек. Те, кто записался в ополчение, не вернулись. Не всем повезло, как тебе, и не у каждой есть знакомые офицеры.
Татьяна едва не провалилась под землю.
За ужином она радостно объявила семье, что нашла работу поближе к дому.
– Вот и хорошо! – обрадовался папа. – Наконец-то! По крайней мере сможешь там обедать.
– Но Татьяна еще не может работать, – запротестовал Александр. – Кость никогда не срастется, если она начнет бегать по всему госпиталю.
– Долго ей еще бездельничать и получать карточку иждивенки? – взорвался отец. – Не можем же мы ее кормить! Я слышал, что нормы опять понизят. Лучше все равно не будет.
– Я пойду работать, папа, – жизнерадостно заверила Татьяна. – И стану меньше есть, договорились?
Александр укоризненно уставился на нее, ковыряя вилкой в пюре.
Отец отшвырнул корку хлеба:
– Это все твои выходки! Вместо того чтобы уехать с бабушкой и дедушкой, ты сидишь тут и мало того что объедаешь нас, так еще и подвергаешься опасности, оставаясь в Ленинграде!
– Папа, о чем ты? – спросила Татьяна уже не так жизнерадостно и чуть громче, чем обычно говорила с отцом. – Как я могла уехать со сломанной ногой?
– Ладно, Таня, успокойся, – уговаривала Даша, кладя руку ей на плечо. – Хватит.
Теперь уже мама швырнула вилку:
– Если бы ты не натворила глупостей, то и нога осталась бы целой.
Татьяна сбросила руку сестры и повернулась к матери:
– Мама, не скажи ты, что лучше бы погибла я вместо Паши, может, я и не попыталась бы его найти ради вас!
Родители безмолвно смотрели на Татьяну. Остальные тоже словно онемели.
– Я никогда такого не говорила! – воскликнула мать, вставая. – Никогда.
– Но я тебя слышала!
– Никогда!