Медный всадник - Это ВАМ не Медный змий...

Поэтому, продолжая раскодирование иносказаний произведений А.С. Пушкина, мы обратились к “Медному Всаднику” потому, что это единственная вещь, в которой загадочные и неясные образы, порождаемые словами текста наряду со вторым смысловым рядом, вскрывают еще и третий, который, как нам видится, отражает те явления единого и целостного мира, на которые только указуют слова текста поэмы.

Все предыдущие исследователи последней пушкинской поэмы исходили из того, что поэт описывал лишь явления прошлого. Они не понимали главного: Первый Поэт России владел Законом Времени и потому в его системе образов понятия прошлого и будущего не совпадали с понятиями исследователей его творчества.

При поверхностном взгляде поэма продолжает сюжетную линию “Домика в Коломне”, которая заканчивается загадочным исчезновением меняющей свое обличье Мавруши, пришедшей на смену “стряпухе Фекле, доброй старухе, давно лишенной чутья и слуха”. Но если Фекла и Мавруша — образы, последовательно сменяющих в России друг друга атеистических идеологий библейской концепции, воспринимаемых обыденным сознанием толпо-”элитарного” общества в качестве христианства и марксизма, то Евгений — образ носителей концепции в целом. Отсюда история Евгения — это история формирования и ликвидации самой древней и самой “культурной” мафии когда-либо существовавшей на Земле. По нашему мнению, причина особого и во многом бессознательного интереса к поэме кроется в том, что процесс этот еще не закончился и поколение живущих в конце ХХ столетия является невольным свидетелем его завершения.

Россия — самодостаточная региональная цивилизация — последнюю тысячу лет неосознанно противостоит экспансии атеистичной по сути своей библейской концепции, жертвой которой пал Запад в его истории и культурном развитии. ХХ век — кульминация этого противостояния: в нем идет сложный информационный процесс самоидентификации и ликвидации самой древней и самой “культурной” мафии, явившей свое подлинное лицо миру в двух социальных катаклизмах, потрясших российское общество в начале и конце века. Описание этого сложного процесса, предстающего на уровне второго смыслового ряда в качестве двух революций (начала века — октябрь 1917 г., и конца — август 1991 г.) и посвящены, по нашему мнению, обе части столь загадочной поэмы.

И египтяне были в свое время справедливы и

человеколюбивы!

Козьма Прутков.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1994 г. в Санкт-Петербурге тиражом 2.000 экз. вышла небольшая книжка под названием “Неизданный Пушкин”, в которой сообщается о первой публикации полного и наиболее достоверного текста знаменитой поэмы “Медной Всадник”. Как утверждают члены редакторской группы, на основании неизвестных раннее документов, им удалось установить единственный смысл загадочной поэмы. При этом они полагают, что «Все многочисленные попытки истолковать смысл поэмы без труда подразделяются на две основные группы. Первая из них основана на истолковании прямых, ничем не прикрытых данных текста поэмы. Вторая группа учитывает возможность наличия в тексте поэмы неявных элементов смысла, затрудняющих понимание его в целом. Истолкователям первой группы — “все ясно”. Представителям второй группы “Медный Всадник” кажется “загадочным”.»

Авторы настоящего исследования, причисляя себя к представителям второй группы, предлагают систему раскодирования образов поэмы, в основе которой лежит осознание целостности всего литературного наследия Первого Поэта России. Особую роль в этой системе, занимает тема Древнего Египта.

Впервые поэт обратился к ней в процессе работы над “Клеопатрой” осенью 1824 года, во время пребывания в ссылке в Михайловском, а завершил её “Египетскими ночами” тоже в Михайловском и тоже осенью, но уже 1835 года. Так египетская тема стала своеобразным обрамлением 11-летнего творческого цикла, в который вошли многие хорошо известные произведения (“Борис Годунов”, “Домик в Коломне”, “Повести Белкина”, “Маленькие трагедии”, “Медный Всадник”, “Пиковая дама”), а также некоторые малоизвестные вещи, наложившие, однако, неповторимый отпечаток на второй смысловой ряд всех пушкинских творений. Особое место среди них занимает “Ответ анониму”:

О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье

Приветствует мое к блаженству возрожденье,

Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,

Указывая путь и посох подает;

О, кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,

Иль юности моей товарищ отдаленный,

Иль отрок, музами таинственно храним,

Иль пола кроткого стыдливый херувим, —

Благодарю тебя душою умиленной.

Вниманья слабого предмет уединенный,

К доброжелательству досель я не привык —