«Медовая ловушка». История трех предательств

– Прошу вас, господин атташе! Здесь ровно тысяча. Возьмёте карту?

– Почему бы и нет! – рассмеялся Полещук.

– Сколько ставите, господин атташе?

– Всё!

Разведчик взял карту, Фогель со своей преувеличенной медлительностью – тоже.

Семерка. Нет, он не собирается прикупать. Впрочем, консул, даже не спросив его, открыл свою. Восьмёрка. Проклятье!

Фогель безмолвно подвинул разведчику стопку банкнот:

– Здесь две тысячи… Прошу вас, господин атташе, возьмите.

«В благородство играешь, сука, ну-ну… Сейчас посмотрим, чья возьмёт!» – подумал Полещук и тут же объявил:

– Две тысячи, господин консул!

– Две тысячи?

– Конечно, господин консул.

Полещук ничего не прикупил, у него была семерка. А консул вынужден был прикупить.

На этот раз немец изменил своей привычке – поспешил. И было из-за чего! К своей двойке он прикупил семерку пик. Итак, у него ровно девять очков. Впрочем, достаточно было и восьми, чтобы две тысячи вернулись к нему.

После этого их обладателем сразу же стал разведчик. Потом он выиграл ещё. Сколько у него? Три или четыре тысячи?

Не стоит считать – это приносит несчастье!

И так как Полещук уже не знал, сколько он, собственно, должен, он снова поставил две тысячи.

Пришла четверка пик. Мало! К ней надо прикупить. Получил шестёрку пик. Перебор на одно очко. Проклятье! Открыли карты. Оказалось, что консул преспокойненько выжидал, имея на руках всего лишь тройку. Сволочь! Уж не шулерничает ли этот старый змей, консул?!

Две тысячи ещё несколько раз пересекли стол, как вдруг за окном пробили часы на королевском дворце.

– Последний раз! – вскричал Полещук и придвинул ворох купюр к центру стола.

– Сколько?

– Всё!

Восьмерка – до выигрыша рукой подать! Но почему молчит консул, не отрывая взгляда от своей карты?!

Наконец Фогель с непроницаемым лицом, ставшим бледнее обычного, показал присутствующим – нет, не русскому атташе, с которым вёл дуэль уже более часа, а остальным игрокам, затаившимся, как мыши перед рассветом, – свою карту. Девятка…

– Итак, господин атташе, уговор дороже денег… Сейчас две минуты второго, а мне вы должны… – консул выдержал секундную паузу, рассматривая разбросанные по столу купюры. – Мне вы должны шесть тысяч… Долларов! Полагаю, мы можем обойтись без расписки?

– Конечно, – вскричал Каменский, – мы все здесь свидетели!

* * *

Усадив едва державшегося на ногах Полещука на заднее сиденье такси и расплатившись с водителем, консул и доктор вернулись к ломберному столу.

Гржинек сладко похрапывал, забравшись с ногами в глубокое кресло.

Каменский, упёршись подбородком в сложенные на столе руки, не сводил остекленевшего взгляда с разбросанных по столу банкнот. Он устало повернул голову в сторону вошедших. Но вдруг оживился, вскочил на ноги и ринулся навстречу Фогелю.

– Господин консул, я требую объяснений! Зачем вы раскрутили русского на такую огромную сумму?! Вы же таким образом подписали всем нам приговор!

Фогель, даже не удостоив скандалиста взгляда, обеими руками сгрёб деньги в кучу и стал сосредоточенно сортировать банкноты согласно их номиналу.

– Нет-нет, господин консул, я никогда не думал…

– Наконец-то вы признались, пан Каменский, что «никогда не думали»! – торжествующе воскликнул консул. – Я давно подозревал вас в бездумном отношении ко всему, что находится за пределами ваших операций с янтарем, но воспитание не позволяло мне сделать вам замечание… Слава Богу, теперь вы сами признались в отсутствии мыслительных способностей! Да знаете ли вы, что благодаря вашим потугам за карточным столом я едва не стал банкротом?!

Консул взглянул на ставшего пунцовым Каменского и, догадавшись, что тот близок к коллапсу, уже примирительно произнес:

– Ладно, прочь склоки, давайте объяснимся… Если вы заметили, в начале игры я старался придерживаться намеченной тактики. Той, которую предложил пан Гржинек – дать русскому немного выиграть у нас… Но это был первый импульс.

А как говаривал незабвенный мсье Талейран: «Бойтесь первого импульса, ибо он, как правило, благороден!» Вот тогда-то, вспомнив наставление искуснейшего из дипломатов, я решил не играть в благородство, а сделать наоборот…

– То есть?

– То есть выставить русского из денег. Поверьте, эта мера будет иметь значительно большее воздействие на него, чем если бы мы дали ему выиграть какие-то крохи… Теперь он до конца своего пребывания в Катманду прикован к нашей колеснице… Он не в состоянии одним махом погасить свой долг в шесть тысяч долларов, не так ли?

– Безусловно, герр консул! – с готовностью солдата срочной службы ответил поляк.

– А раз так, то ему ничего не остаётся, как молчать и потихоньку отыгрываться… Я надеюсь, вы, пан Каменский, не будете настаивать на единовременном погашении русским его долга… Мы же не в ХIХ веке живём, или я не прав?

– Конечно-конечно, герр Фогель… Да и какие претензии могут быть у меня к русскому? Он же должен вам, а не мне!

– Вот для того, чтобы он остался должен только мне, я и взял всю игру на себя… Впрочем, была ещё одна причина, заставившая меня действовать по собственному уразумению…

– Интересно, какая?