Медовые реки

   Отчаянный вопль Ага?ьи разбудил барыню Прасковью Ивановну. Она выскочила в ночной кофточке в столовую, где спряталась Паня.   -- Игнат убил Ага?ью,-- шопотом заявила перепуганная и побледневшая, как полотно, девушка.-- Своими глазами видела, барыня...   Донесшийся из кухни новый вопль показал, что Ага?ья еще жива. Прасковья Ивановна не растерялась, а, накинув на скорую руку утренний капот, в однех туфлях бросилась в кабинет, где спал доктор Рихтер.   -- Где у вас револьвер, Гаврила Гаврилыч?-- кричала она, на ходу Завязывая распущенные волосы в узел.-- Игнат убивает жену...   -- Револьвер в письменном столе,-- спокойно ответил доктор, потягиваясь под своим пледом.-- А что касается Игната, так я тебе не советую мешаться в чужия семейныя дела...   -- А если он убивает Ага?ью?.. Паня видела своими глазами.   -- Пустяки, просто маленькое семейное недоразумение. Ага?ья повоет, а потом и помирятся.   -- Ничего вы не понимаете! Таких вещей нельзя позволять, и я могу только удивляться вашему безсердечию...   -- Успокойся, пожалуйста, и не мешай мне спать. Револьвер в левом ящике... Только будь осторожна и не подстрели сгоряча себя.   Пока Прасковья Ивановна искала револьвер, доктор невольно полюбовался ею. В сущности, удивительно милая женщина, не утратившая ни в фигуре ни в движениях девичьей свежести. Даже безпорядочный утренний костюм не портил общаго впечатления. Особенно хорошо было круглое лицо с темными горячими глазами, сейчас точно вспыхнувшее чисто-южной энергией. Когда Прасковья Ивановна сердилась, она была особенно хороша, что свойственно не всем женщинам. С своей стороны, Прасковья Ивановна в спокойном равнодушии доктора видела только тысяча первое доказательство гнуснаго мужского эгоизма. Схватив револьвер, она с презрительной улыбкой проговорила:   -- Вы, Гаврила Гаврилыч... вы, действительно, только гражданин Рихтер -- я больше ничего.   -- Что же, я ничего не имею против этого,-- согласился доктор, позевывая.   -- И кухаркин сын,-- прибавила уже про себя Прасковья Ивановна.-- Сейчас видно кухаркину кровь...   Выбежав в следующую комнату с револьвером в руках, она успела уже раскаяться в этой выговоренной про себя, тайной мысли.   -- Все еще убивает...-- встретила ее шопотом Паня, ждавшая в столовой.-- Вот как кричит Ага?ья...   -- А вот я сейчас его застрелю, негодяя!-- энергично ответила Прасковья Ивановна показав револьвер.-- Да еще барин ему задаст, когда встанет.   Кухня была через двор. Когда Прасковья Ивановна спустилась с параднаго крыльца, то увидела, что Игнат, как ни в чем не бывало, чистит под навесом лошадь. Она быстро подошла к нему и грозно спросила:   -- Ты это что делаешь, разбойник... а?   Игнат даже не повернул головы и, продолжая драть скребницей вздрагивавшую лошадь, очень грубо ответил:   -- Лошадь чищу...   -- Ах, ты, негодяй!-- уже крикнула Прасковья Ивановна, подступая ближе.-- А кто сейчас убивал Ага?ью?   -- Ага?ью? Это вас не касаемо, барыня, потому как Ага?ья мне жена, и я по закону могу делать с ней, что хочу...   -- Да ты с кем разговариваешь-то, разбойник? Вот я возьму и сейчас застрелю тебя...   -- И даже очень не смеете убивать живого человека.   -- А не смею... Тогда я тебя отправлю, негодяя, к ?едору Иванычу, и он посадит тебя в кутузку... да! Потом я буду жаловаться мировому судье... да! Наконец Гаврила Гаврилыч тебе задаст... Он уже одевается и сейчас выйдет... С ним не будешь так разговаривать и грубить, как со мной. Понял, негодяй?!   "Негодяй" продолжал свою работу и все поворачивался к разсвирепевшей барыне спиной, чтобы не показать опухшаго от работы сибирскаго старца лица. При имени барина он даже ухмыльнулся самым глупым образом, что не ускользнуло от внимания Прасковьи Ивановны.   -- И этот негодяй еще смеется... Отчего ты прячешь лицо? Хоть и негодяй, а совестно досмотреть в глаза... Вот барин тебе задаст, и ?едор Иваныч, и мировой судья.   -- Промежду мужа и жены судья-то один Бог. И не касаемо это самое дело вас даже нисколько... Хочу и буду бить, сколько влезет, потому как я в законе с Ага?ьей.   Дальнейшия разсуждения с негодяем были совершенно излишни, и Прасковья Ивановна отправилась в кухню. Ага?ья в каком-то оцепенении сидела на лавке и даже не заметила, как вошла барыня. Она была вся в крови, а лицо ея было обезображено до неузнаваемости. Правый глаз совершенно затек под громадным синяком. Паня даже вскрикнула, когда увидела Ага?ью в таком виде.   -- Ага?ья, тебе больно?-- спросила Прасковья Ивановна по-детски.-- Паня, беги скорее в аптеку и принеси мне губку, карболки, английскаго пластыря... Нет, сначала принеси губку и теплой воды. Ах, негодяй!.. Ах, разбойник!..   Ага?ья молчала. Она не плакала, не стонала, не жаловалась, а только вздрагивала и пугливо озиралась на входную дверь. Человека не было, оставалось одно избитое женское тело. Прасковья Ивановна стояла над ней и не знала, что ей делать и что говорить.   -- Барин одевается...-- скороговоркой повторяла Прасковья Ивановна, чтобы сказать что-нибудь.-- Потом я пошлю Паню за ?едором Иванычем... да... Вечером к нам приедет пить чай мировой судья... Одним словом, я все устрою. Игнат не имеет права бить тебя, как скотину, да и скотину никто так не бьет...   -- Милая барыня, оставьте,-- сухо ответила Ага?ья, охая от боли в плече.   -- Как: оставьте?! Я о тебе же хлопочу...   -- Нечего тут хлопотать: что заслужила, то и получила.   -- Ага?ья, да что с тобой?!.. Из-за чего у вас вышла вся эта история?   -- Ах, милая барыня, не спрашивайте...   Единственным свидетелем этого разговора был солнечный весенний луч, с любопытством заглядывавший в окно, да несколько мух, бродивших по ломтю оставленнаго сибирским старцем ржаного хлеба. Как Прасковья Ивановна ни допрашивала, ничего не могла добиться. Ее выручила вернувшаяся с водой и губками Паня, которая боялась взглянуть в лицо Ага?ье. Засучив рукава, Прасковья Ивановна опытной рукой принялась мыть лицо и голову Ага?ье, которая покорялась каждому ея движению. Когда кровь была смыта, ничего особеннаго не оказалось, т.-е. череп был цел, а пострадало одно лицо от кровоподтеков и содранной кое-где кожи. Все-таки пришлось кое-где залепить ссадины пластырем, а разбитый глаз забинтовать. Оставалась разсеченная рана на губе, но Ага?ья не согласилась ее зашивать.   -- Ничего, барыня, живое мясо само срастется...   Когда работа кончилась и Прасковья Ивановна начала мыть руки, Ага?ья неожиданно повалилась ей комом в ноги и запричитала:   -- Милая барыня, не троньте вы, ради Христа, Игната...   -- Да ведь я о тебе же хлопочу, глупая?!.. Надо его хорошенько проучить...   -- Барыня, уж наше дело такое... Хоть и битая, а все же мужняя жена в настоящем законе.   Прасковья Ивановна закусила губу, повернулась и вышла. Это было уже оскорбление, как и давешний ответ Игната, т.-е. намек на ея незаконное сожительство с доктором.   Вернувшись в свою спальню, Прасковья Ивановна расплакалась. Она слишком переволновалась...   -- Это какия-то низшия животныя,-- шептала она сквозь слезы,-- И ничего человеческаго...