Медовый месяц

Я улеглась и закрыла глаза. Помню, как думала, что должна немедленно позвонить вниз и подтвердить наш вылет в Мексику, – и это все, что я запомнила. Я провалилась в глубокий мертвый сон после смены часового пояса, а когда проснулась, на улице было уже темно. Я немножко повалялась, мечтая о чашке чая «Эрл Грей». Я хотела перекатиться и позвонить дежурной, но о сложных телесных движениях не могло быть и речи. Сон, как оказалось, привел к катастрофе. Я чувствовала себя будто в кошмаре, когда надо бежать от чего-то и ты пытаешься убежать, а какая-то липкая патока тянет, тянет, тянет тебя вниз. Я просто лежала и думала о случившемся – и какого черта все это случилось? Я забыла про правило трех секунд и думала о том, что Алекс уехал, и о том, что я, возможно, потеряла, а Эд спал рядом со мной, и я чувствовала себя сумасшедшей и одинокой.

Наконец я решила позвонить Делле, рассказать ей всю историю и действовать так, как, по ее мнению, я должна действовать. Если она по-прежнему считает, что я должна рассказать Эду про Алекса, я так и сделаю. По крайней мере сброшу тяжесть с души.

Мне удалось взять себя в руки и набрать ее домашний номер. Безуспешно – автоответчик. Я позвонила на мобильник. Он переключился на голосовую почту. Я сказала: «Делла, ты мне нужна» – и на этом закончила.

В дверь постучали. В своем отупении я возомнила, что это горничная – она прочла мою мысль об «Эрл Грее», – но это оказался Пол. На нем был самый прекрасный наряд, какой я только видела. Под мышкой он держал крохотного пекинеса.

– Дорогая, – проговорил он. Я только уставилась на него.

– Я не помешал? – спросил Пол, осматривая меня и комнату. – Как поживаешь? Как медовый месяц?

Эти невинные вопросы о моем благополучии позволили мне осознать следующее: а) я вишу над пропастью на кончиках ногтей, и до дна далеко-далеко, б) я необычайно рада его видеть и в) я громко рыдаю.

– Прошу тебя, – сказала я сквозь слезы, – обними меня.

В этот момент проснулся Эд и увидел, как я дико вцепилась в Пола, словно девочка, не желающая идти в школу; фактически я попыталась спрятаться в его юбках – но на нем была лишь одна облегающая юбка, так что особого успеха я не добилась.

Пол несколько раз пробормотал в сторону Эда: «Женские проблемы!» – с убедительно деловым видом уволок меня в ванную и захлопнул дверь. Когда Эд в ярости забарабанил в дверь, Пол сказал, чтобы он не терял зря времени, а позаботился о крепком горячем чае.

– «Эрл Грей», – сумела я выдавить сквозь всхлипы.

Убедившись, что Эд ушел, Пол протянул мне туалетную бумагу и сказал:

– Возьми себя в руки, девочка: там твой муж.

– Это все ужасная ошибка, – ответила я.

– Старайся избегать клише, – посоветовал Пол, – они лишь снижают стиль, – и бесцеремонно швырнул собачонку в раковину. Он достал сигарету – французскую, без фильтра. – Когда я провел первую ночь с Онорией, я всю ночь проплакал. Жуткое бремя ответственности. Жуткое.

Я сообразила, что Онорией зовут собачонку.

– А теперь скажи Полли, что не так? Он бьет тебя, да? Завел мальчиков? На его любовницу положил глаз «Плейбой»?

– Нет, – ответила я, не сдержав улыбки.

– Нет? – удивился он, а потом довольно обыденно спросил: – Здесь можно курить? – и оглянулся, наверное, в поисках детекторов дыма.

– Помнишь про Любовь-Всей-Моей-Жизни? – сказала я.

– Он вернулся?

– Да.

– Он здесь, в отеле?

– Был.

– Уехал?

– Уехал.

– Черт возьми!

– Он женат.

– Черт возьми!

– А я замужем.

– А ты замужем.

Пол уставился на меня, забыв про сигарету.

– Что же делать? – спросил он через некоторое время. А потом, с возрастающей тревогой: – Ты оденешься?

– Пол, – проговорила я, сморкаясь, – я обожаю тебя за то, что ты понял всю чудовищность этой ситуации. Но я не собираюсь ничего делать и ничего надевать.

– Останешься раздетой? – сказал Пол. – Обожаю.

– Не в этом дело. Мы должны помнить, что Эд – мой муж и мне невероятно с ним повезло.

– Да, – согласился Пол, – мы должны об этом помнить.

Мы почтили Эда минутой молчания. Потом Пол сказал:

– Дорогая, как ты знаешь, я ничего не имею против Эда. У меня нет к нему ни единой претензии. Он мне нравится. Он милый и все такое прочее. И тем не менее, – Пол нетерпеливо помахал сигаретой, – мы должны взглянуть правде в глаза. Мы вышли за него из-за разочарования в любви.

– Вот как? Какого разочарования?

– Разочарования в Любви-Всей-Твоей-Жизни.

– Не будь смешным.

– Разве я смешон? Я посмотрела на него.

– Дорогая, – сказал он, – любовь есть любовь, – и пожал плечами.

– Не говори так. Но я чувствую, что падаю. Что впала в это. – Господи, – проговорила я через мгновение, – я больше никогда не увижу Алекса!

– Ты больше никогда не видела его последние семь лет, – заметил Пол. – И что? Увидела снова.

Тут он сделал небольшой спиральный взмах сигаретой – легкий жест, который тем не менее прекрасно описал парадоксальное колесо жизни, где все неизменно обращается и все мы пожинаем именно то, что посеяли.