Медовый месяц императора

Удар нанесен точно. Выбора у Пушкина нет. Лишиться права работать в архивах именно тогда, когда он так активно занят историей Петра Великого, невозможно. Пушкин принимает предложение. Это очередное поражение. Он угнетен, расстроен. Именно сейчас ему необходима моральная поддержка семьи. Но дома он терпит ещё более сильное поражение. Жена категорически отказывается ехать в деревню. Легко можно представить, что она ему говорила при этом, если даже кратковременная поездка в деревню на охоту вызывала у неё ужас. Вот небольшой рассказ О. Смирновой (дочери А.О. Смирновой): "У моего отца было имение в Псковской губернии, и он собирался туда для охоты. Он стал звать Пушкина ехать с ним вместе. Услыхав этот разговор, Пушкина воскликнула: "Восхитительное местопребывание! Слушать завывание ветра, бой часов и вытье волков. Ты с ума сошел!" И она залилась слезами к крайнему изумлению моих родителей. Пушкин успокоил её, говоря, что он только пошутил, что он устоит и против искушения и против искусителя (моего отца)". Нечто подобное она могла высказать и летом 1835 года, когда Пушкин засобирался в деревню. Только все могло быть более жестко и оскорбительно. Вероятно, она затронула и его поэтическое творчество. Слово О. Смирновой: "Раз, когда он читал моей матери стихотворение, которое она должна была в тот же вечер передать Государю, жена Пушкина воскликнула: "Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!" После литературных бесед, которые наводили на Наталью Николаевну "смертную скуку", А.О. Смирнова усаживала её в коляску и катала по городу, "чтобы привести её в хорошее расположение духа".

Натали интересовало не творчество мужа, а деньги и положение в обществе, которое творчество, по её мнению, должно приносить.

Неожиданно она столкнулась с его твердой позицией. Пушкин не хочет уступать. Если не едут они все, то поедет он один.

С середины июля 1835 года Пушкин, оставив семью на даче на Черной речке, перебирается на городскую квартиру. Все его письма за вторую половину июля и август помечены местом отправления: "Спб". Не желая оповещать посторонних о скандале и разрыве, Пушкин пишет Н.И. Гончаровой: "Мы теперь живем на даче, на Черной речке...", но адрес отправления Петербург. В прошлом году, когда Пушкин действительно жил на даче, все письма помечены "Черная речка".

Переговоры с правительством продолжались до конца августа. 27 августа окончательно решен вопрос с отпуском на четыре месяца и денежной ссудой. В этот день в Петербург приезжает сестра Пушкина, Ольга Сергеевна Павлищева. Она поселяется в Павловске, а назавтра отправляется к брату на его городскую квартиру. Если бы встреча происходила на даче, то в ней обязательно приняла бы участие и Наталья Николаевна. Только в случае её отсутствия Пушкин мог рассказать откровенно сестре "все, что он выстрадал со времени своего камер-юнкерства". И что же? Дворцовые ритуалы, обязательное присутствие на разного рода раутах тяготили поэта. Даже процесс ношения мундира доставлял ему боль.

Сестра уговаривает Пушкина сделать ещё одну попытку. Можно приехать к ней под предлогом ответного визита.

30 августа Пушкин вместе с женой приезжает в Павловск к Ольге Сергеевне. Попытки Ольги Сергеевны примирить супругов и уговорить Наталью Николаевну ехать вместе с мужем в деревню наталкиваются на яростное сопротивление последней. Позиция её окрепла после свидания с Николаем Павловичем, которое состоялось 26 августа во время ежегодного бала во дворце в честь победы на Бородинском поле. Пушкина на бал не пригласили. Наталья Николаевна ездила одна и, видимо, нашла поддержку у императора.

Это был первый бал, на который Наталья Николаевна выехала после долгой болезни: 14 мая она родила сына Григория и до середины июля болела.

Возможно, что из Павловска Наталья Николаевна уехала одна. Пушкин остался на некоторое время у сестры, а в самом начале сентября 1835 года отбыл без всякого предупреждения в Михайловское.

Отъезд его создал все необходимые условия для сближения любовников. Смешно даже предполагать, что какой-то Дантес или кто угодно другой мог стать поперек дороги императору. У первой красавицы столицы, муж которой был первым поэтом России, любовник должен быть первым лицом государства. Не ниже. Таково было честолюбие этой женщины.

Слухи об их связи не замедлили появиться в обществе. Наверняка они достигли ушей Пушкина. Не этим ли объясняются его настойчивые слова о невиновности жены, которые он повторяет на смертном одре?

Петр Иванович Бартенев довольно деликатно писал: "Насколько далеко ушел в своих ухаживаниях за Пушкиной Николай I при жизни поэта, мы не знаем; вероятно, дело ограничивалось пока лишь одним флиртом".

Вряд ли. Не тот человек Николай Павлович.