Медовый месяц на ледяной планете: Рахош и Лиз

Он в бешенстве. Это очевидно. Я распознаю это по раздраженному подергиванию его хвоста и тому, что он держит плечи, словно аршин проглотил. Ладно, но я тоже злюсь. Знаю, мы все еще новички в спаривании, но, черт возьми, предупреди девушку, прежде чем лезть ей в попку. Я потираю задницу, все еще потрясенная тем, что только что произошло. Пробовать что-то подобное ведь совсем не похоже на Рáхоша.

Черт, с недавних пор он так странно себя ведет.

Вообще-то, я слегка волнуюсь. Он ведет себя странно, и у меня такое ощущение, что его что-то беспокоит, и это что-то как-то связано со мной. Когда он не сразу возвращается, я встаю на ноги и иду за ним. Когда я захожу в следующую комнату, без горящего костра там темно, но вижу, что Рáхош на коленях на полу разматывает несколько шкур.

— Что ты тут делаешь?

Он не оглядывается на меня.

— Раскатываю шкуры, чтобы я мог спать здесь.

Спать здесь? Без меня?

Я набрасываюсь на него с гневом.

— Мы что, даже говорить об этом не будем? Ты просто приходишь в бешенство и сваливаешь сюда, даже слова мне не сказав, с чего ты решил, что засунуть палец мне в задницу — это отличная идея?

Не думала, что это возможно, но его плечи становятся еще напряженнее. Его хвост яростно стегается об пол. На меня он не смотрит, просто продолжает расстилать шкуры с дергаными, сердитыми движениями.

— Ну? — побуждаю я. — Тебе, наверное, не хочется говорить, но это на тебя так не похоже, и меня это тревожит, так что я, пожалуй, рискну угадать. Останови меня, если я попаду, куда надо, — скрестив руки на груди, я разглядываю его спину. — Ты… засунул палец мне в задницу потому, что ты заблудился, да?

Рáхош ничего не говорит, просто игнорирует меня.

— Ты… подумал, что если достаточно усердно потянешься, то сможешь оттуда вытащить хвост, и тогда мы с тобой подойдем друг другу?

Его хвост щелкается, хотя он делает все возможное, чтобы игнорировать меня.

— У тебя охотничья версия критических дней, что означает, что ты чертовски не в духе. Или у тебя низкий уровень мидихлориан*, и теперь ты никогда не сможешь стать джедаем, — добавляю я, забавы ради бросив шутку о «Звездных войнах».

Прим. Мидихлорианы, также Органеллы Мидихлорианы (англ. midi-chlorians) — разумная микроскопическая форма жизни, находящаяся внутри всех живых существ, согласно вселенной «Звездных войн». В основе их концепции лежит идея симбиоза и реально существующих митохондрий. Впервые были упомянуты в «Скрытой угрозе», несмотря на то, что задумывались еще в 1977 году. Являются посредниками между живыми существами и так называемой Силой. Чем больше их в носителе, тем сильнее его связь с Силой.

Он сжимает челюсть и оглядывается на меня через плечо.

— Остановись. Просто… забудь об этом.

Я иду вперед и хватаю его за рог — не тот, который изуродован в обрубок, а который неровно расположен у него на голове. Я дергаю за него.

— Да не собираюсь я останавливаться, дубина ты огромная, потому что я люблю тебя и хочу знать, что тебя так гложет. Мы должны об этом поговорить.

Я продолжаю дергать его за рог, наклоняя его голову назад, чтобы он был вынужден посмотреть на меня, а он просто закрывает глаза. После долгого, упорного мгновения упрямства, он вздыхает и убирает мою руку.

— Я… хотел доставить тебе удовольствие, — говорит он хриплым, жестким голосом.

От этого мое сердце просто сжимается, и я кладу руку ему на плечо.

— Ты же доставляешь мне удовольствие. Каждый раз, когда мы вместе в постели.

Рáхош мотает головой, отвергая мои слова.

— Должно быть нечто большее. Я должен быть нечто большее. Тебе нужна хорошая пара, достойная. Знаю, я далеко не добрый, или с которым так уж легко жить. Знаю, что я не красавец. А теперь я еще и в изгнании. Я не хочу, чтобы ты думала, что твой кхай сделал плохой выбор. Я должен делать больше, чтобы доставить тебе удовольствие и чтоб ты была довольна.

Господи!

Мой бедный, сладкий инопланетянин.

У меня сердце болит за него. Я опускаюсь на колени позади него и обнимаю его вокруг груди, приложившись щекой к его широкой спине и позволяя моей груди прижиматься к его коже.

— Как ты можешь так думать? — тихо спрашиваю я, поглаживая руками вверх и вниз его кожу.

Долгое время он ничего не говорит, лишь ослабевает от моих прикосновений. Затем наконец-то он признается:

— Мой отец…

— Ни слова больше, — шепчу я.