Медовый месяц на ледяной планете: Рахош и Лиз

Его ответ заставляет меня стискивать зубы в отчаянии. Не слишком ли рано мы в наших отношениях дошли до «изводим друг друга» дерьма? Это так не похоже на Рáхоша. Если он чем-то недоволен, он тут же дает мне это понять. Он бы не стал просто взвинчивать себя, чтобы заставить меня вырывать это из него. Поэтому… это должно быть что-то, что действительно беспокоит его, чем он не хочет делиться.

— Я же вижу, что что-то случилось, — я двигаюсь вперед и легонько поглаживаю его руку. — Мы пара, не так ли? Тебе просто надо поговорить со мной. Расскажи, что тревожит тебя.

Мне в глаза Рáхош не смотрит, но он и не отстраняется от меня, и после долгого момента признается:

— Я… думаю о доставлении тебе удовольствия.

Основание его рогов затопляет ярко-синий румянец.

Он думает о сексе? Оуу. Почему из-за этого у меня душе становится так сентиментально и тепло?

— Ничего плохого в этом нет, — дразню я и, наклонившись вперед, легонько прикусываю зубами его голый бицепс. — Я тоже много об этом думаю. Ну, и когда же мы остановимся на ночь, чтобы превратить наши мысли в дела?

Взгляд, которым он смотрит на меня, полон смеси эмоций — облегчения, что я не издеваюсь над ним, нужды и удовольствия.

— В любое время, когда только пожелаешь.

— Я голосую за то, что в следующей пещере, которая нам встретиться, мы остановимся на эту ночь. Мне все равно, насколько будет рано. Нам понадобятся силы для нашего медового месяца.

И я подмигиваю ему самым коварным намеком, что я когда-либо делала.

Рáхош фыркает, куда больше походя на самого себя. Он кладет большую руку мне на плечо и своим большим пальцем протирает слои моей одежды, как будто он может коснуться кожи, что под ней.

— Недалеко отсюда есть пещера. Не за следующим холмом, а следующем после него.

Ну, наверное, час ходьбы? Я смогу с этим справиться. Я протягиваю руку, надеясь, что он возьмет ее в свою, и я довольна, когда он это делает.

— Будем надеяться, что Ваза не повернет обратно, решив потусоваться с нами.

— Если он это сделает, он на своей заднице обнаружит мой сапог, — рычит Рáхош.

Черт, это так сексуально. Я обожаю, когда он ведет себя как собственник.

***

Мы оба молчим, пока добираемся до пещеры. Я помираю от любопытства, желая точно знать, что задумал Рáхош в сексуальном плане, но он большой девственник (ну… уже нет), до сих пор рядом со мной становится невероятно стеснительным и неловким, поэтому мне нужно проявлять осторожность, чтобы не дать ему почувствовать себя неудобно. Мы идем в практически безмолвной тишине, вот только его вошь тихо напевает и мурлычет, заверяя меня, что он думает о сексе, что заставляет думать о сексе и меня, от чего моя вошь начинает беситься. Как ни парадоксально, отсутствие разговоров между нами стало почти эротичным, как будто мы все сдерживаем в себе, чтобы мы могли взорвать наши гормоны по всей пещере, как только туда доберемся.

К тому времени, как мы приходим, я практически уже извиваюсь от потребности, словно само путешествие было своеобразной формой прелюдии. Я жду, пока Рахош осмотрит пещеру, чтобы убедиться, что не заявились «гости», после чего он выкрикивает мое имя. Когда я захожу, он разжигает в кострище огонь, раскрошив один из лепешек навоза, которые используются для топлива.

— Я позабочусь о том, чтобы расстелить постель, — говорю я ему. — Ты заканчивай, а потом помой руки.

Он ворчит одобрение, и мы оба приступаем к работе.

Я, конечно, заканчиваю раньше его, поэтому осматриваюсь и копаюсь в корзинах с припасами, словно они меня интересуют, пытаясь наблюдать за ним не слишком пристально. Конечно, это невыполнимая задача, потому что мне хочется следить за каждым его движением, вплоть до того, как он изящно моет руки водой из одного из наших кожаных мешков, намыливая их, а затем ополаскивая их в передней части пещеры. Я никогда не считала, что руки сексуальны, но то, как он ловко скользит пальцами по ладоням, производит очень сильное впечатление!

Это, конечно, лучше, чем порно.

Рáхош оборачивается, и он, должно быть, замечает взгляд в моих глазах, потому что он, крадучись, направляется ко мне, словно само воплощение хищника, и я встаю на ноги, полная нужды и сильного желания. Он притягивает меня к себе, его руки тянутся к моим волосам, потом он наклоняет мою голову назад и одаривает меня самым сексуальным и глубоким поцелуем за всю мою жизнь. Его рот, обжигающий и притягательный, скользит по моему, и я стону от нужды, в то время как он срывает с меня верхние слои моей одежды.

— Голая, — говорит он между поцелуями, от которых перехватывает дыхание. — Ты нужна голая.

Боже, я определенно хочу быть голой. Я даю ему самому разбираться со шнурками моей туники, в то время как, прикасаясь ко всему его телу, дразняще провожу руками вверх и вниз по его твердому животу и плоским грудным мышцам. Я пощипываю пальцами покрытые пластинами участки, изучая их, тогда как он стаскивает с меня одежду, и когда он бормочет, я послушно поднимаю руки, чтобы он мог стянуть мою кожаную одежду мне через голову.