— Дима, найди ее! — закричал я охраннику. Он на ходу вызывал подмогу и прикрывал меня собой. — Да отцепись от меня! Полю ищи! — гаркнув на него, я метнулся в толпу.
Совсем страх потерял, от гнева сдавило голову, руки отталкивали от себя зевак, а рот испускал только отборные английские маты. Я звал ее по имени, но голос совсем сел, пришлось мотаться из стороны в сторону и надеяться, что не опоздал. Я искал, нервничал, задыхался, будто потерял что-то важное. А потом девушка сама скользнула мне в руки и стала меня ощупывать, проверять, отчего я откровенно поплыл.
— Ты жив? — говорила она и перебирала пальчиками по коже. Трогала лицо, глаза, губы. — Ты действительно жив? Не ранен?
— Сгорел немного, — знала бы она, что от меня живого места не осталось после ее игр. Кровь давно стала ядом, и я натурально свихнулся от мести, адреналин подливал огня и затапливал глаза тьмой.
Мы обнимались с Полей, пока Дима вызывал подмогу. Машину подогнали через несколько минут, мы быстро забрались в салон, и девушка больше не брыкалась, не отлипала от меня, что приятно грело мое черствое сердце. Хотя я не растекся лужицей и не собирался подпускать девчонку в душу. Знаю я эти моменты стресса — нет в них правды, только сочувствие, желание помочь другому человеку. И за кого она сейчас больше боялась: за меня, что издевался над ней, или за себя, просто потому что осталась бы одна в большом городе? Но язык больше не поворачивался называть ее шлюхой. Никогда…
Я заправил за ухо прядь мягких волос, стер ужасную помаду с губ, что размазалась в сторону, будто Поля целовалась в попыхах, и, ломая родной язык, чтобы притвориться иностранцем, сказал:
— Волновалась, дурочка?
— Знаешь русский? — странная смесь настороженности и надежды зазвенела в её голосе.
Я всматривался, искал ниточки доверия, но все-таки перешел на английский и пояснил:
— Пару слов, а так — со словарем, — и попытался улыбнуться. Потеря Криса больно ранила, но я не хотел показывать слабость. — Поехали отмываться?
— Хорошо, — улыбнулась она и по-русски добавила: — Я так рада, что ты жив. Чуть сердце не выпрыгнуло, как муж сказал, что ты мёртв… Я свихнулась, не иначе. Стокгольмский синдром во всей красе! — и, неожиданно прижавшись к моей груди лбом, тихо рассмеялась: — О! Спасибо за то яйцо, — её истеричный смех оборвался, и Поля прошипела совсем тихо, но с яростью: — Надеюсь, Витя получил оргазм.
Будто истратив на этот выброс злости последние силы, Поля медленно отстранилась и, кусая губы, посмотрела в окно. Обхватила себя руками и, дрожа, тихонечко всхлипнула. Не глядя на меня, она тихо спросила:
— Макс… Ты… Ещё хочешь?
Глава 24. Поля
Честенер превратился в камень, сильно сжал мои плечи и уткнулся лбом в ключицу. Мягкие темные волосы защекотали скулы, горячие губы коснулись обнаженной кожи, а тяжелое дыхание вплелось в волосы.
— Просто помолчи, — проговорил мужчина: натужно и с хрипом. Он запутал пальцы в моих локонах и, потянув меня немного на себя, глубоко вдохнул, будто пытался запомнить мой запах, а потом Макс резко дернулся. — Так это тварь Дорогов устроил? — он словно очнулся, и, немного отстранившись, уточнил: — Ты его видела?
Я ощутила лёгкий неприятный укол: вот предложила же себя! Да, это было не потому, что я хочу Максимилиана, хотя он очень красив, а потому, что ненавижу Виктора и хочу ему отомстить, но… Как мог тот, кто добивался меня всё это время, — рьяно и упорно, — думать в этот момент не обо мне?
— Ты хочешь его или меня? — губы говорили то, что я никогда бы сама не произнесла. Боже, что я творю? Это наверняка за меня говорит нервный стресс. Я очутилась на пороге смерти и увидела там Виктора, а Макс, он… всего лишь месть. Но сейчас, глядя в его ледяные глаза, я понимала, что мужчина смотрит сквозь меня. Да, я обиделась. — Ну имей его, как хочешь. А у меня минет больше не проси!
И прикусила язык: я почти предложила себя. Какой стыд! Романова, какое «почти»? Ты это и сделала. Спросила, хочет ли он ещё тебя, и, когда он ответил не так, как ты хотела, разозлилась.
Я смотрела на Макса, а он ухмылялся, и мне невероятно сильно хотелось стереть эту ухмылку с его лица. Ударить? Глупо. Охранники и телохранители олигарха не дремлют. И тогда я решилась на то, что наверное будет меня преследовать до конца жизни. Я забралась Максимилиану на колени и, прильнув к его губам, завладела ими безраздельно… хоть и неумело.
Мы притормозили у особняка, когда губы и кожа горели от его ласк. Он ничего не говорил, ничего не требовал. Просто давал то, что я и сама хотела. Целовал до исступления и темноты в глазах.
До двери Макс донес меня на руках, а потом на пороге ванны замер.
— Приводи себя в порядок, Поля, — осторожно поставил меня на пол, слегка скривившись от шороха пайеток. — В шкафу возьми свежий халат и полотенце. Все остальное найдешь на стеклянных полочках, — и спокойно ушел, хотя на его лице все еще плавала странная ухмылка. То ли горькая, то ли безумная.