Медовый месяц с чужой женой

Он отступил, а я быстро запахнула кимоно и выдохнула с некоторым облегчением, едва не спалившись. Я не знала, сколько протянет моя ложь, но рассказы о жене Дорогова давали маленькую надежду. Говорили, что он притащил в город наивную девушку из деревни, женился на ней, только чтобы наследника подарила, а как родила, ни разу к ней не прикоснулся, издевался, травил, бросал своим «псам» на забаву… изверг! Женщина для него либо инкубатор, либо кукла из секс-шопа. Придётся прикинуться первым, чтобы из меня не сделали вторую.

— Это твоя комната, — покачнул головой Дорогов. — До родов, если подтвердится беременность, и ребенок от моего сына, будешь жить здесь, а после… — на лице его вновь возникла зловещая усмешка, — мы вернёмся к нашему разговору.

Глава 65. Макс

Гокудо (примечание: члены якудза), похожие друг на друга, как братья и кровные родственники, выстроились клином. Все они до зубов вооружены, огнестрелами и калеными мечами, но обнажены по пояс, и на груди у каждого горела эмблема: непонятный мне иероглиф в полосатом круге, что напоминал солнце.

Федя направил меня в самую численную группировку, уточнив, что именно с ними связан Дорогов. Оставалось только выжить…

Вперед вышел приземистый колоритный японец: бритоголовый и здоровый в плечах и груди, как горилла. От одного взгляда на этого азиата у меня в жилах застывала кровь, но я пересилил себя.

— Коничивва (с японского: хорошего дня), — сказал я спокойно, сложил руки чуть ниже пупка, как учил Федя, и, опустив глаза, поклонился. Это был почти весь запас слов, но я очень надеялся, что японцы прекрасно понимают английский, раз уж держат бизнес в Лас-Вегасе.

На лице главаря не дрогнул ни один мускул. Он не склонился передо мной, а продолжал рассматривать. После его короткой команды двое из клина вышли навстречу и облапали меня на наличие оружия. Я не дурак идти на встречу с пистолетом, чтобы лишиться головы на подходе, не успев сказать и слова.

— Американец? — спросил на английском главный, когда гангстеры отступили от меня, так ничего и не найдя. Только выпустили рубашку из брюк и расстегнули пиджак. Я аккуратно поправил одежду, сдерживая и раздражение, и нервозность, забрал мобильный, который один из приспешников успел дернуть из кармана, и бросил его на место.

— Русский, — твердо сказал я. Врать нет смысла: они проверят все связи и корни. — Максимилиан Честенер, а вы…

— Обращайся Тэкео Цудзи, — и он, повернув широкие плечи, пропустил меня вперед.

Оставлять хищника за спиной — опасно, но смертельно — выразить неуважение, потому я шагнул в никуда, осознавая на что иду.

Решиться пойти ва-банк — это вам не казино на кон поставить и даже не жену. Здесь и сейчас будет известно, смогу ли я дышать в следующую минуту.

— Иди, — сухо сказал главарь, щекоча гортанным голосом мне лопатки, — разделишь с нами обед, Максимилиан Честенер, — и подал звуковой сигнал своим.

Мужчины расступились передо мной и, перестроившись, замкнули шествие позади босса. Он не кумитё (с японского: шеф) в группировке, но один из сайко-комон (с японского: старший советник), в его подчинении все бригады Токио, насколько успел ввести меня в курс дела Федя. Я запретил другу вмешиваться, достаточно жертв.

Да, идти одному в логово хищников — самоубийство, но у меня не оставалось выхода. Я знал, что Витенька на подходе, через несколько часов нагрянет к якудза с документами, и мой план рухнет. Потому сейчас остался последний шанс перехватить его и наказать Дорогова.

Только заручившись помощью более сильного врага, можно выиграть в неравном бою, но я подозревал, что все не просто так. Владимир хорошо здесь наследил, его боялись все, даже якудза не скрывали трепета перед этим мерзким человеком. Если его имя вызывало такой острый интерес у японцев, и меня даже не пристрелили на месте и позвали к столу, значит, я на правильном пути.

Келл должен подать сигнал о приближении Витьки, но до этого я обязан выиграть время, повернуть целую структуру бандитов в свою пользу.

На удивление здесь были простые столы, не приземистые, к чему готовил меня друг. К Тэкео подошла юная, лет восемнадцать-двадцать, японка и набросила на его плечи темное кимоно. Она быстро обвязала мужчину поясом и, семеня, убежала из залы.

Только тогда я последовал примеру хозяина и сел к столу.

— Итадакимас (с японского: я смиренно получаю), — сказал я, когда мне поставили тарелку рассыпчатого риса с кусочком лосося, и потянулся за палочками. Это второе слово, которое Федя строго-настрого приказал мне использовать перед обедом. Я молился, чтобы мой раскаленный мозг от переживаний из-за Поли, ничего не перепутал.

— Господин Максимилиан Честенер, — растопырив палочки, сказал Тэкео Цудзи, — ешьте.