Медовый месяц в улье

– В самом деле? – удивился суперинтендант. – Не сказал бы, что я их много читаю, хотя миссис Кирк не прочь полистать какого-нибудь Эдгара Уоллеса. Но вообще-то такие книги не способствуют смягчению нрава в человеке моей стези. Я как-то прочитал один американский рассказ, и то, как там действовала полиция. в общем, показалось мне неправильным. Эй, Джо, не передашь мне вон то пресс-папье? Стой! Не так! Тебе, что ли, про отпечатки пальцев не рассказывали?

Селлон, обхвативший камень своей огромной ладонью, застыл в неловкой позе и стал чесать затылок карандашом. Это был высокий парень с детским лицом, которому, по его собственным словам, более по душе было урезонивать пьяных, чем измерять следы и восстанавливать хронологию преступления. Наконец он разжал руку и принес пресс-папье на раскрытой ладони.

– На нем отпечатков не останется, – заметил Питер, – слишком неровная поверхность. На вид эдинбургский гранит.

– Но разбить голову им вполне можно, – отозвался Кирк. – По крайней мере, основанием или вот этим закругленным краем. Это же модель здания, да?

– По-моему, эдинбургского замка. На нем нет никаких следов кожи, волос или чего-то подобного. Минутку. – Питер поднял замок за удобно торчавшую трубу, осмотрел его поверхность в лупу и уверенно сказал: – Точно нет.

– Хм. Ну что же. Это нас никуда не привело. Теперь посмотрим на кочергу в кухне.

– На ней будет куча отпечатков. Бантера, мои, миссис Раддл – может быть, еще Паффета и Крачли.

– Вот ведь дьявол, – не удержался суперинтендант. – Но ты, Джо, все равно не прикасайся пальцами ни к чему, что похоже на орудие убийства. Если увидишь где-нибудь что-то из тех вещей, про которые говорили лорд и леди, то просто оставь их как есть и кричи мне, ясно?

– Да, сэр.

– Вернемся к отчету врача, – сказал Питер. – Как я понял, Ноукс не мог разбить себе затылок, упав с лестницы? Он был пожилой человек, да?

– Шестьдесят пять, милорд. Но здоров как бык, насколько мы можем сейчас судить. Да, Джо?

– Факт, сэр. Прямо хвастался этим. Всем растрезвонил, мол, доктор дает ему еще четверть века. Спросите Фрэнка Крачли. Он точно слышал. В Пэгфорде, в “Свинье и свистке”. И мистер Робертс, хозяин “Короны” в деревне, тоже не раз слышал.

– Ну да, очень может быть. Чванство всегда опасно. Вы, чванные от власти и богатств, – гм, это скорее что-то из мира его светлости, в общем, могилой завершится путь побед, как гласит элегия Грея[140]. Тем не менее он умер не от падения с лестницы, потому что у него на лбу синяк от удара о нижнюю ступеньку.

– О! – сказал Питер. – Значит, он был жив, когда падал?

– Да, – подтвердил мистер Кирк, слегка смущенный тем, что его слова предвосхищают. – К этому я и вел. Но опять же это ничего не доказывает, потому что, похоже, он умер не сразу. Согласно тому, что обнаружил доктор Крэйвен…

– Мне зачитать, сэр?

– Не стоит, Джо. Это сплошная болтовня. Я могу все объяснить его светлости без твоих причудливых толкований. Суть там вот в чем. Кто-то ударил его и расколол ему череп, и он, вероятно, упал и потерял сознание – сотрясение мозга, так сказать. Через некоторое время он, скорее всего, очнулся. Но, очнувшись, он, вероятно, не понимал, что его ударило, и ничего об этом не помнил.

– Именно, – с жаром подтвердила Гарриет. Это она знала точно – ей пришлось разбирать такую ситуацию в предпоследнем романе. – Все, что было перед самым ударом, должно было бесследно исчезнуть из памяти. Он даже мог потом встать и чувствовать себя нормально, хоть и недолго.

– Если не считать головной боли, – добавил мистер Кирк, любивший точность. – Но в общем это верно, как пишет доктор. Он мог сколько-то времени ходить и заниматься своими делами…

– Например, запереть дверь за убийцей?

– Вот именно, в том-то и беда.

– Затем, – продолжила Гарриет, – его наверняка одолели головокружение и сонливость, так ведь? Он пошел, например, попить или за помощью, и тут.

Память вдруг показала ей открытую дверь погреба, зиявшую между черным ходом и судомойней.

– Упал с лестницы в погреб и там умер. Дверь была открыта, когда мы пришли, – я помню, как миссис Раддл просила Берта ее закрыть.

– Какая жалость, что они не заглянули внутрь, – проворчал суперинтендант. – Не то чтобы это помогло бы покойному – он уже давно был мертв, – но если бы вы знали, вы бы могли сохранить дом in status quo, как говорится.

– Мы бы могли, – сказал Питер с ударением, – но, честно говоря, мы были к этому совершенно не расположены.

– Да, – задумчиво согласился Кирк, – я и не думаю, что вы были к этому расположены. Нет. Если подумать, это причинило бы вам большие неудобства. Но все равно жаль. Потому что, как видите, нам почти не за что зацепиться, и это факт. Бедного старика могли убить где угодно – в покоях хозяев, в каморке прислуги, в опочивальне дражайшей супруги.

– “Матушка гусыня”, – торопливо сказал Питер. – Не там, не там, дитя мое[141]. Фелиция Хеманс.

Пойдем дальше. Сколько он прожил после того, как его ударили?

– Доктор говорит, – вставил констебль, – от получаса до часа, судя по гемо-чему-то.