Медовый месяц в улье

– Я никогда не забываю их завести, – возмутился ее муж. – Хотя ты права: забыл. Видимо, вчера вечером я думал о чем-то другом.

– Что вполне естественно в такой день, – подхватил Кирк. – Вы не помните, шли те часы, когда вы приехали?

Вопрос отвлек Питера от раздумий о собственной забывчивости. Он опустил свои часы в карман, не заведя их, и уставился на комнатные.

– Да, – сказал он наконец, – шли. Я слышал, как они тикали, когда мы здесь сидели. Это была самая уютная вещь в доме.

– И они были точны, – заметила Гарриет, – потому что ты сказал, что уже за полночь, я посмотрела, и они показывали то же, что и мои часы.

Питер ничего не ответил, но почти неслышно просвистел пару нот. Гарриет осталась невозмутимой – двадцать четыре часа в браке научили ее, что если улавливать все намеки на Гренландию или что-то подобное[146], то никогда не сохранишь душевного равновесия.

Крачли сказал:

– Конечно, они шли. Я же говорю, у них недельный завод. И сегодня утром, когда я их заводил, не отставали. Что вообще могло стрястись?

– Ладно, ладно, – сказал Кирк. – Тогда мы положим, что вы ушли отсюда после 6:10 по этим часам, а сами часы идут точно, ну или почти точно. Что вы делали потом?

– Сразу пошел на занятия хора. Слушайте…

– Занятия хора, да? Это, пожалуй, нетрудно проверить. Во сколько занятия?

– В шесть тридцать. Я пришел заранее – спросите кого угодно.

– Разумеется, – согласился Кирк. – Это все обычная рутина, понимаете ли, – время уточнить и тому подобное. Вы ушли отсюда не раньше 6:10 и не позже, скажем, 6:25, чтобы успеть в церковь к 6:30. Так. И еще вопрос, просто для порядка: что вы делали после этого?

– Викарий попросил меня отвезти его на машине в Пэгфорд. Он не любит сам водить в сумерках. Человек уже немолодой. Там я поужинал в “Свинье и свистке” и посмотрел матч в дротики. Том Паффет может подтвердить. Он там был. Викарий предложил ему поехать с нами в Пэгфорд.

– Паффет кидает дротики? – радостно спросил Питер.

– Экс-чемпион. И до сих пор в грязь лицом не ударит.

– Ух ты! Несомненно, все дело в силе, которую он прилагает к дротикам. Он глубочайшей ночи был черней, как десять фурий злобен, словно Ад, неумолим и мощно потрясал огромным, устрашающим он дротом[147].

– Ха-ха-ха! – воскликнул Кирк, застигнутый врасплох и сильно развеселившийся. – Это здорово. Слышишь, Джо? Вот уж как здорово. Чернее ночи? Когда я его в последний раз видел, то, что торчало из кухонного дымохода, как раз таким и было! И мощно потрясал огромным, устрашающим он дротом – надо будет ему рассказать. Хуже всего, что он вряд ли слышал про Мильтона. Как десять фурий… вот так старина Паффет!

Суперинтендант еще раз повторил эту шутку, затем вернулся к допросу:

– С Паффетом мы скоро поговорим. Вы привезли мистера Гудакра обратно?

– Да, – нетерпеливо сказал Крачли. Джон Мильтон его не интересовал. – Я довез его до дома в пол-одиннадцатого или чуть позже. А потом поехал в Пэгфорд на велосипеде. В одиннадцать вошел к себе и сразу спать.

– Где вы ночуете? У Хэнкока в гараже?

– Да. Вместе со вторым его работником, Уильямсом. Он вам подтвердит.

Кирк вовсю выяснял дальнейшие подробности про Уильямса, когда в дверях показалось покрытое сажей лицо мистера Паффета.

– Прошу прощения, – вклинился в разговор мистер Паффет, – но с этой трубой у меня ничего не выходит. Вы хотите воспользоваться ружьем его преподобия? Или мне принести лестницы, покуда не стемнело?

Кирк открыл было рот, чтобы поставить Паффета на место, но не сдержался.

– Он глубочайшей ночи был черней, – весело пробормотал он. Новый способ применения цитат – не для наставления, – казалось, чрезвычайно его увлек.

– Боже мой, – сказала Гарриет. Она посмотрела на Питера. – Может, оставим это до завтра?

– Я хотел бы вам сообщить, м’леди, – заметил трубочист, – мистер Бантер сильно расстроен, что ему придется готовить ужин на этой дохлой керосинке.

– Пожалуй, я пойду и поговорю с Бантером, – проговорила Гарриет. Она чувствовала, что не может больше выносить его страданий. Кроме того, мужчины наверняка без нее лучше справятся. Выходя, она услышала, как Кирк зовет Паффета в комнату.

– Всего один вопрос, – сказал Кирк. – Крачли вот говорит, что в среду вечером он был на занятии хора с половины седьмого. Вы об этом что-нибудь знаете?

– Это правда, мистер Кирк. Оба мы там были. С полседьмого до полвосьмого. Гимн урожаю. Ибо Божья благодать вечно будет пребыва-ать…[148] – Обнаружив, что его голос лишен обычной силы, мистер Паффет прокашлялся. – Сажи наглотался, вот в чем дело. Вечно будет пребыва-ать. Вот теперь верно.

– И в пабе ты меня тоже видел, – сказал Крачли.

– Конечно видел, я же не слепой. Ты меня там высадил, отвез викария в приходской зал[149] и сразу вернулся ужинать, пяти минут не прошло. Хлеба с сыром взял и четыре с половиной пинты, я считал. Утопнешь ты когда-нибудь.

– Крачли все время был там? – спросил Кирк.