Медовый траур

– Он сам заразил ее малярией! – Я кивнул на инсектарий с анофелесами. – Вот смотрите. Убийца спокойно выращивает свои колонии. Самки откладывают яйца, яйца лопаются, личинки растут, превращаются в имаго, потом в комаров… Тем временем одна или две привезенные откуда-то инфицированные особи кусают женщину и заражают ее… Десять дней спустя Вивиана готова, ее кровь поражена, ей остается жить около двух недель. И вот тогда он напускает на нее своих комаров, в течение нескольких дней на ее теле сменяются насекомые, тысячи насекомых – и каждое становится переносчиком болезни… – Я схватился за голову.

– Это чудовищно, – произнесла Калипсо. – Ход ваших рассуждений, хоть и упрощенных, вполне логичен.

– А почему упрощенных?

– Для того чтобы анофелес заразился и стал заразным, должны совместиться многие параметры, многое должно безупречно совпасть по времени. Возраст самок, длительность инкубационного периода, циклы воспроизведения одновременно у насекомого и у человека – все это регулируется внешними условиями. Но если он получил сорок процентов переносчиков инфекции – это, позволю себе заметить, очень высокий показатель. Ваш убийца – не случайный человек!

– Думаете, речь может идти о профессионале?

– О любом, кто имеет дело с насекомыми. Это может быть ученый-исследователь, лаборант, может быть, просто энтомолог-любитель…

Калипсо рассеянно глянула в камеру и отперла наружную дверь.

– В одном вы можете быть совершенно уверены: стоит к ним приблизиться – и они завладевают вашей жизнью. Они – это тайна, причудливость, своеобразие, мечта, это бесконечное разнообразие форм и сочетание самых невероятных красок… Среди всех ученых, которые здесь работают, нет ни одного, у кого не было бы домашнего инсектария или полного собрания трудов по теме. Дьямон буквально помешан на палочниках. Дрокур, его ассистент, выращивает в виварии более тридцати видов божьих коровок. Что же до вашего преступника… Может быть, он разводит бабочек… Хотя… сфинксы «мертвая голова» встречаются довольно редко, особенно в наших краях.

– Тогда как же он раздобыл гусениц?

– Набравшись терпения и не жалея времени! Ходил по полям и лесам в определенные периоды… А кроме того, существуют места, где любители встречаются, чтобы покупать и продавать… Нечто вроде блошиного рынка, в буквальном смысле слова.

– А специализированные магазины, где можно купить всяких пауков, тоже существуют?

– Пауки – не насекомые, это членистоногие класса паукообразных, у них восемь лапок, а у насекомых шесть. Магазины, которые вы имеете в виду, не торгуют ни насекомыми, ни пауками, они поставляют животных для террариумов: рептилий, амфибий, ящериц, беспозвоночных… Как видите, ничего общего с насекомыми – они интересуют только страстных любителей-энтомологов.

Мы остановились у лифта.

– И последний вопрос. Вы говорили про необработанный мед. Это мед непосредственно из пчеловодческого хозяйства?

– Да, понимаю! Это серьезное направление расследования, мне следовало сообразить и сказать вам раньше! Так что не получилось бы из меня хорошего сыщика!..

Сенегалка нажала кнопку вызова лифта.

– Под действием воздуха мед подвергается химическим преобразованиям, и в нем быстро снижается содержание молочной кислоты. Двенадцать часов спустя мед, в котором ее не осталось, привлекает комаров не больше чем зубок чеснока. Стало быть, если ваш преступник действительно использовал мед как приманку для анофелесов, можете не сомневаться, что мед этот был взят из улья в тот же день.

И в самом деле – зацепка. Но чем дальше я продвигался, тем больше возрастал ужас перед этим чудовищем. Ему мало было убивать. Он добивался совершенства, он прорабатывал свои преступления до мельчайших деталей, отделывал их, шлифовал, как настоящие произведения искусства.

И, убивая, создавал шедевр…

Глава одиннадцатая

Солнце лениво сползало к западу, задыхаясь в выхлопных газах.

Я два часа мариновался в пробках, пот с меня лил так, что рубашку хоть выжимай, желудок рычал от голода, глотка пылала, все тело превратилось в яростно полыхающий факел.

Наконец-то терраса кафе, с которой открывался вид на забитые людьми тротуары. Я заказал помидоры с моцареллой, съел их, запивая кьянти и вынужденно любуясь этой идиллической картиной, потом неспешно двинулся вдоль распустившей длинные седые пряди Сены к набережной Орфевр.

Дель Пьеро ждала меня в своем логове. Половина девятого вечера, рабочий день только начинается, надо обсудить планы.

Ее, похоже, тоже измучила жара. Как ни старался вентилятор, расплывшиеся на блузке под мышками круги не просыхали, на лице читалась усталость от непомерно тяжелых дней, тревога, не отпускавшая и в эти пустые часы, добавила морщинок, и было заметно, что комиссарше уже за сорок.

Увидев меня, она улыбнулась, но в этой улыбке сквозила принужденная вежливость.