Медсанбат-0013

— Но ведь у меня никаких чувств к нему.

— Появятся, — хихикнула Сереброва. — После первой ночи.

Медсанбат получил машину. А дроздовская «эмка» не появлялась три дня. На четвертый она пришла. Командир медсанбата на этот раз не поторапливал подчиненную, говорил с сочувствием:

— Ждут, Галина Михайловна. Придется поехать. Передайте, что мы благодарим.

Все кончилось неожиданно и плохо. Галина Михайловна робко, но твердо заявила Дроздову, что «она слишком его уважает, чтобы обманывать с самого начала», А Дроздов после долгого молчания уже особым металлическим голосом произнес:

— Что ж, тогда прощайте, Галина Михайловна. Я не могу спокойно вас видеть. Не могу. И зачем только вас, красивых, на фронт посылают?!

Он, захватив на ходу полушубок, вышел из землянки. Галину Михайловну провожал ординарец полковника.

А через три дня она получила назначение в отдельный стрелковый батальон, на самую малую для врача должность — врачом батальона на передовую.

Командир медсанбата вздыхал:

— Ну что же вы? Как же вы? И я тоже. — Он махнул рукой и ушел огорченным.

Сереброва плакала, прощаясь:

— Ведь убьют тебя. Убьют. Глупая ты. Глупая...

10

А операции все не было. Сафронов ходил сам не свой от огорчения и ожидания.

— Отдыхать, — посоветовал Лыков-старший собравшимся у его палатки офицерам. — Все свободное время использовать для отдыха.

А Сафронову не отдыхалось. В состоянии томления он отыскал Штукина. Тот как ни в чем не бывало находился в палатке, лежал на носилках и читал книгу. Приходу Сафронова он не удивился, будто ожидал его.

— Вижу, одолевает нетерпение и жажда деятельности, — заключил Штукин, едва взглянув на Сафронова. — Узнаю своего командира взвода по походочке.

— А что делать? — спросил Сафронов.

— Займись чем-нибудь. Я вот, например, хирургию повторяю, в частности операции на селезенке. Желаешь послушать?

Сафронов не выразил желания, встал и вышел из палатки, чтобы не мешать другу.

На третьи сутки, ранним утром, еще до подъема, вдруг началось то, чего он так долго и мучительно ожидал. Еще не проснувшись, Сафронов почувствовал, как под ним задрожала и загудела земля. Он вскинул голову, прислушался: земля действительно гудела и дрожала. Гудение шло из глубины, из самых недр, нарастающее, угрожающее, тревожное.

Сафронов не успел осознать происходящего, услышал голос Любы из-за занавески:

— Ну вот и началось.

И тотчас зашумели санитары.

— Кто пилотку увел? — кричал Галкин.

Сафронов, на ходу надевая ремень, вылетел из палатки. И из других палаток выбегали люди, устремляясь к опушке леса. Вскоре весь медсанбат, все свободные от нарядов собрались здесь.

Но ничего такого не было видно. Денёк начинался серенький. Небо слегка поднялось над вершинами сосен и висело серой давящей плитой. А гул стоял такой, что приходилось повышать голос, чтобы слышать друг друга.

Теперь уже Сафронов понял, что это артподготовка, что орудия где-то за их спинами, а снаряды летят над их головами, понял, что начинается наступление и это салют его долгожданному часу. И он не смог сдержать улыбки. Да и все вокруг улыбались.

— Хорош концертик, дядя Валя? — кричал капитан Чернышев и поднимал большой палец над головой.

— Хорош, — согласился Сафронов, чувствуя, как им овладевает всеобщее ликование.

«Я еще никогда такого не слышал, — подумал он. — Это чудо. Это просто великолепно. И когда успели подвезти столько орудий?»

Ему казалось — ничто теперь не устоит перед этой силищей, что там, в стане врага, не осталось камня на камне, что можно бы уже и остановиться, и продвинуться вперёд без потерь. Но орудия все били и били. Удары их сливались в одну оглушительную канонаду. Отдельные залпы были едва различимы, они не успевали умолкнуть, их настигали вторые, третьи... Будто по огромному бубну ударяли огромной кувалдой, и бубён дребезжал, вздрагивал и гудел.

От сознания, что здесь, рядом, за спиной стоит такая силища, от понимания, что эта артподготовка — несомненный показатель предстоящего наступления, от мыслей, что и он, наконец, хоть в малой мере является участником этого наступления, Сафронову сделалось так радостно, что он с трудом удержался от проявления своих чувств.

Нежданно к ударам орудий примешались новые, упругие, шипящие звуки, словно огромные головешки бросали в холодную воду. И тотчас Сафронов заметил, как серое небо распороли стремительные огненные стрелы.

— «Катюши» дают. «Катюши»! — закричали вокруг. «А-а! — мысленно заорал Сафронов. — Дождались. Получайте!»

И тут над головами послышалось гудение — отчетливое и резкое. Оно нарастало и приближалось. Буквально над вершинами сосен на бреющем полете появились самолеты с красными звездами на крыльях. Они пролетали так низко, что можно было разглядеть летчиков в шлемах и очках.

— Ура-а! — не выдержала Стома и опять, как когда-то перед танкистами, запрыгала, размахивая пилоткой.

И Сафронов начал махать летчикам, и Чернышев, и другие. Летчики, наверное, не видели этих приветствий, не успевали увидеть. Самолеты летели и летели, волна за волной. «Катюши» угрожающе шипели, выбрасывая огненные стрелы в сторону врага.