Медсестра

– Ага! Только не хрен, Трансмать своих не выдает. Он тогда круто накуролесил, сшибся с бандой гопников, типа за друга заступался, и гадов этих больше десятка положил. В одиночку, заметь, про него точняк можно кино снимать! Жалко, физией для кина не вышел… И дерется как зверь лесной – видели, ага? Знай наших ребят из Трансматериковой компании! Хороший парень, один недостаток – непьющий. Потому что в дикости вырос, не приучен, если хлебнет родимой – ему сразу худо становится. И привыкать не учится, это, я считаю, недостаток… Ну, пошли, наливаем… Эй!.. Эй, как тебя, пить будешь?

– Буду, – Стефан подставил свой бокал с остатками клубничного сока.

Что-то крепкое. Пищевод, а потом и желудок наполнился горьким огнем, в ушах зарокотали невидимые моторы, на глазах выступили слезы.

«Эфра, вот же кто тебе нужен! Вот оно – то невозможное, что могло бы перевернуть твою замороженную душу! Дикарь с первобытной логикой и тяжелыми кулаками. Он не стал бы говорить, что их можно понять, не стал бы маскировать свое бессилие интеллектуальными рассуждениями. Он бы просто пошел и убил их. И был бы прав: хорошее беззаконие против плохого закона. Даже не так… С законом-то как раз все в порядке, по статье эти мархенские мерзавцы получили бы пожизненную каторгу – если бы не коррумпированность местной полиции и не обывательская трусость, помноженная на круговую поруку. Закон даже рядом с Мархеном не валялся, так что имело бы место хорошее беззаконие против плохого беззакония. Верно тот шоферюга заметил, как в кино. За это мы и любим такое кино… А что у героя с лицом не все в порядке, так для Эфры, подозреваю, это дело двадцать пятое, сказала ведь она про кузин Бранда – „ничего особенного“. Если они встретятся, для меня не останется никакой надежды. То есть вообще никакой. Ага, влюбляешься, и душа трепещет от невыразимой красоты, и пронзительные слова сплетаются в стихотворные строчки, а потом приходит вот такой дикарь с дубиной на плече, р-р-раз – и все пропало…»

Ему подлили еще, он с благодарностью проглотил пылающую горечь. Залман и студент исчезли из поля зрения, зато Стефан подружился с соседями, начал читать им свои стихи, его хлопали по плечам и хвалили. В один из моментов он обмер, потому что увидел в глубине зала стеклянную дверь, прежде не замеченную, – вдруг та самая и вот-вот случится страшное?.. Так и сидел ни жив ни мертв, а потом началась потасовка, сцепившиеся парни со всей дурости врезались в стеклянную плоскость – и со звоном посыпались осколки.

От сердца отлегло, он опять начал с выражением декламировать, доверчиво глядя на расплывающиеся пьяные лица и не интересуясь тем, слушает его кто-нибудь или нет.

Бутербродов, которые Стефан распихал по карманам, хватило почти на неделю. Его одежда пропахла дорогой копченой колбасой, и голодающие коллеги по Квадроэсхатологическому театру ему завидовали, хотя завидовать было нечему.

Он наконец-то вспомнил, зачем Лепатра всучила ему свои ядовитые грибочки: мол, пожуешь – и на какое-то время обретешь способность видеть тайные связи между вещами, причем не те, которые есть, а те, которые будут. Ее интересовали исключительно вещи – одушевленные (как она считала) рукотворные предметы, но на взаимоотношения между людьми предвидение тоже распространялось.

Стефан мог бы голову на отсечение дать: в мутном половодье событий, имен, сущностей, не оформившихся возможностей Эфру и дикаря-следопыта с изуродованным лицом неумолимо несет навстречу друг другу. И помешать этому нельзя.

А для него там нет места. Его Эфра предаст глазом не моргнув, потому что он для нее такой же, как все остальные, а ко «всем остальным» у нее крайне жесткий счет. Зло порождает зло, от этого никуда не денешься. В душе скреблось тоскливое предчувствие, что он еще поплатится за «их можно понять». Надо было сначала думать, потом рассуждать.

Лучше не искать встречи с Эфрой. Лучше вместо этого поискать новую работу, а то у него крепло подозрение, что режиссер раз за разом обещает прочитать пьесу «буквально на следующей неделе» единственно ради того, чтобы Стефан и дальше продолжал расклеивать афиши забесплатно.

Все-таки не удержался. Якобы невзначай, мороча самому себе голову, очутился около стадиона Зимних Утех, где претенденты на Весенний престол принародно состязались в танцах на льду. А что, потенциальных зрителей тут полно, и афишные тумбы в окрестностях имеются.

Возле входа вывешен список имен. Вот они, под номером 14: Валеас Мерсмон и Эфра Тебери.

На галерку пускали без билетов. Стефан нашел свободное место возле изрезанных перил, втиснулся, сумку с подотчетным имуществом поставил перед собой, чтобы не увели под шумок.