Медведь

– Все у нас однолюбы в родне. Дед с бабкой шестьдесят лет вместе жили – ссорились, мирились, но не разбегались. Мать с отцом тоже пример хороший. Ты вон уже десять лет любишь эту дуру, а много ли вылюбил?

– А сама? – усмехнулся Виктор, впрочем, без всякой издевки.

– И я такая же. Поэтому не предлагай ничего, буду терпеть, пока силы имеются.

– А потом?

– А потом – суп с котом! – Она невесело улыбнулась и вдруг вспомнила: – Тебя, кстати, документы ее сразу нашли? О разводе.

Виктор пожал плечами:

– Не знаю, что и сказать. Примерно через месяц после письма.

– Встречал уже свою королеву-то?

– Откуда? Только сегодня в город приехал.

– Ночуй у нас.

– Не стесню? Народа у вас хватает.

– Они еще маленькие, – догадавшись, о ком он говорит, ответила сестра. – Да и ты много места не займешь. А завтра сходим к матери на квартиру. Приберусь я там, чтобы тебе пожить можно было. Белье занесу постельное.

Они немного помолчали, потом Виктор осторожно спросил:

– Ты давно видела Галю?

– Давно. Она теперь высоко летает – не достанешь. Если встретишь – сам удивишься. Перышки всегда прилизаны.

– У тебя есть ее телефон? – Спросил, а у самого сердце немного защемило – может, оттого, что страшился получить отрицательный ответ. Впрочем, положительный его тоже по-своему пугал.

– Она в курсе, что ты приедешь, если хочешь услышать это. – Елена посмотрела на него прямо, без улыбки, но ничего не стала пояснять. А он – переспрашивать. Потому что самое главное уже узнал.

Постелили ему в детской, прямо на полу. Но простое одеяло, брошенное на пол, показалось сейчас Виктору сказочно мягким и удобным. Сопение ребят убаюкало быстро, и он даже не слышал, как далеко после полуночи вернулся домой сильно подвыпивший Геннадий.

5

Проснувшись на другой день вместе с восходом солнца, Виктор почти два часа лежал и ждал, когда в другой комнате зазвонит будильник. Сестра поднялась первой, послышалась ее возня на кухне. Потом она осторожно заглянула в дверь детской комнаты, и Виктор помахал рукой.

– Давно не спишь?

– Давно.

– Нужно детей будить, в садик вести.

Поднявшись, Виктор пошел умываться, и увидел, что ванная уже пуста, а белье сушится на балконе. Значит, уложив сыновей и мужа, Елена еще возилась по хозяйству.

Геннадий спал без задних ног. Он даже не пошевелился, когда они вчетвером выходили на лестничную площадку.

– Будет валяться до двенадцати, а потом соберутся у подъезда все вместе, сложатся, кто сколько принесет – и опять в магазин. – Сестра говорила без всякой злости – словно ничего особенного не видела в сложившемся положении дел.

– На что пьют?

– Бог их знает. Когда мой все карманы обшарит – чего найдет; когда друзья его своих родителей растрясут. По-всякому бывает.

– Пробовала не давать?

– Дерется он, Вить. Если долго не пьет, становится злой, как собака. Не смотри, что у него руки такие худые и сам, как хворостинка. Мне с ним не сладить: лютый очень. Я отмахиваюсь – а самой жалко. А он детей убить может под горячую руку.

Виктор подождал, когда она отведет ребят в группу, и уже вдвоем отправились к родительскому дому.

Здесь многое изменилось. Деревья, которые они с отцом сажали лет двадцать пять назад, подросли и затеняли двор. Бельевые площадки полностью заасфальтировали и на одной из них даже поставили какие-то горки и карусели. Правда, добрая половина всего была уже поломана. Железный грибок с проржавевший крышей сиротливо лежал возле песочницы и ждал, когда его унесут на свалку.

Поднялись на третий этаж и остановились возле старой железной двери. Ее ставил сам отец, делая отверстия в бетоне пробойником и по микрону вгрызаясь в него заряженными в дрель сверлами. Виктор тогда помогал, чем мог, но работа была неблагодарная. Сейчас все это делается за несколько секунд перфоратором.

Квартира встретила его унылой полутьмой: солнце появлялось в окнах только после обеда. Запах – очень насыщенный и тяжелый – был запахом старого больного человека. В нем перемешались и оттенки лекарств – карвалола, валерьянки – и еще чего-то неуловимо неприятного.

– Нужно проветрить. – Елена откинула занавеску и открыла форточку. – Мама сильно болела последний год.

– Что у нее было?

– Лучше сказать, чего не было. И сердце, и почки… И нервы, конечно. Боли сильные в животе. При вскрытии врачи сказали, что, если не инсульт, все равно умерла бы от рака. Даже срок назвали – месяцев шесть.

– Это много, если хочешь жить, – кивнул Виктор.

– Мама уже не хотела.

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю. Мы на эту тему не разговаривали, но она постоянно плакала. Как приду к ней – она в слезы.

– Жалела?

– Наверно. Но от ее жалости мне только хуже делалось. Самой иногда невтерпеж бывает. Тогда сюда прихожу – и реву, как корова.

На окне остался всего один горшок – с геранью. Но растение завяло, будто о нем забыли.

– Я поливала, – заметив взгляд брата, поспешно сказала Елена. – Но оно все равно умерло. Может быть, к маме привязалось. Такое иногда случается, как добрые люди говорят.