– Они переправились вот здесь и шли через эту седловину и через хребет, чтобы атаковать нас. Только пехота, мы не видели никаких машин. У них были портативные противотанковые орудия, ничего особенного, ничего неожиданного, зато массивная артиллерийская поддержка. Только на мою позицию был сконцентрирован огонь целой батареи. Тяжёлые орудия, 150 миллиметров или даже больше. И ракеты, которые полностью уничтожили нашу артиллерийскую поддержку, почти сразу.
– Это было неожиданностью для нас, – подтвердил Алиев. – У них было, должно быть, больше этих систем обнаружения мест, откуда вёлся огонь, чем мы ожидали.
Кроме того, они использовали свои ракеты тип 83 для контрбатарейной борьбы, подобно тому, как делали это американцы в Саудовской Аравии. Это эффективная тактика.
– Тогда нам нужно разработать метод уничтожения их с самого начала, – сказал Бондаренко. – У нас есть группы электронной разведки. Пусть они разыщут эти китайские радиолокаторы и уничтожат их нашими ракетами. – Он повернулся. – Продолжайте, лейтенант. Расскажите мне про китайскую пехоту.
– Это смелые люди, товарищ генерал. Они продолжают воевать, несмотря на направленный на них огонь. Они хорошо подготовлены. Мой бункер и другой, рядом с моим, уничтожили по крайней мере двести пехотинцев, но они продолжали наступать. У них неплохое взаимодействие, словно у игроков футбольной команды. Если вы предпринимаете какой-то манёвр, то они меняют свою тактику, почти сразу. Несомненно, они вызвали артиллерийскую поддержку очень умело.
– Их батареи уже стояли наготове, лейтенант, и ждали только команды, – сказал Алиев младшему офицеру. – Им было несложно обрушить на вас артиллерийский огонь, потому что они следовали заранее подготовленному плану. Что ещё?
– Мы не видели ни одного танка. Китайцы заставили нас отступить ещё до того, как закончили строительство мостов. Их пехота хорошо подготовлена, тренирована и даже сама стремится в наступление. Я не заметил никаких доказательств самостоятельного мышления, но, как вы сами сказали, их часть операции была хорошо спланирована и тщательно отработана.
– Для китайцев типичным является то, что командиры говорят своим солдатам многое о предстоящих операциях. Они не считают нужным сохранять секретность, как это делаем мы, – сказал Алиев. – Возможно, это содействует товарищеской солидарности на поле боя.
– Но пока ход войны продолжается в их пользу, Андрей. Качество армии состоит в том, как она реагирует на ситуацию, когда начинает терпеть неудачи. До сих пор мы не видели этого. –
– Мы сражались, не боясь смерти, товарищ генерал, – заверил командующего Команов. – Мы убили двести китайских солдат, и убили бы гораздо больше при артиллерийской поддержке.
– Ваши люди готовы продолжать сражаться? – спросил Алиев.
– Да, черт побери! – выкрикнул Команов. – Эти маленькие жёлтые мерзавцы вторглись в нашу страну. Дайте нам оружие, и мы уничтожим их всех!
– Вы закончили танковую школу?
Команов кивнул головой, подобно курсанту:
– Так точно, товарищ генерал, восьмым в своём классе.
– Дайте ему роту в соединении «Боярин», – сказал генерал своему начальнику оперативного управления. – У них не хватает офицеров.
Генерал-майор Диггз был в третьем поезде, выехавшем из Берлина. Он не выбирал поезда, просто так получилось. Диггз был в тридцати минутах позади разведывательного батальона Анжело Гиусти. Русские вели поезда настолько близко друг к другу, насколько позволяла безопасность, и даже, наверно, временами переступали эту черту. Русским помогало то, что их железные дороги были полностью электрифицированы. Это означало, что поезда быстро уходили со станций и снова набирали скорость, когда приходилось проезжать опасные места, которых было немало.
Диггз вырос в Чикаго. Его отец обслуживал пульмановские вагоны на железных дорогах в Атчесоне, Топека, и Санта-Фе, потом работал на поезде «Супер Чиф», курсировавшем между Чикаго и Лос-Анджелесом до тех пор, пока пассажирское сообщение не подошло к концу в начале 1970-х годов. Затем, что было неожиданным для всех, он перешёл в другой профсоюз и стал водить поезда. Марион помнил, как ещё мальчишкой ездил с ним и как нравилось ему ощущение массивной машины. Так что когда он поступил в военную академию в Уэст-Пойнте, то решил стать танкистом и, что ещё лучше, служить в разведывательном танковом подразделении. Теперь он командовал огромным количеством тяжёлого снаряжения.
В России он оказался впервые. Он не ожидал побывать здесь в первой половине своей карьеры. Тогда он больше всего беспокоился о Гвардейской танковой армии и Третьей ударной армии, чьи массивные формирования располагались в Восточной Германии, готовые устремиться к Парижу – по крайней мере, этого опасались в НАТО.