— А как относительно статуса наибольшего благоприятствования для нашей страны и вступления Китая во Всемирную торговую организацию? — потребовал ответа министр иностранных дел.
— Господин министр, Америка не может благосклонно относиться к любому из этих вопросов, до тех пор пока ваша страна надеется получить открытые экспортные рынки для себя и одновременно закрывает свои импортные рынки для нас. Торговля, сэр, означает равноправный обмен ваших товаров на наши, — снова напомнил Ратледж — примерно в двенадцатый раз после ланча. Может быть, на этот раз китаец поймёт наконец. Но это было несправедливо. Он уже давно понял все, просто не желал признавать факт. Это была всего лишь внутренняя китайская политика, выраженная на международной арене.
— Вы снова диктуете Китайской Народной Республике! — ответил Шен с гневом, настоящим или притворным, словно Ратледж занял его место на парковочной площадке.
— Нет, господин министр, мы не делаем этого. Это вы, сэр, пытаетесь диктовать Соединённым Штатам Америки. Вы настаиваете на том, чтобы мы приняли ваши условия в области торговли. В этом, сэр, вы ошибаетесь. Мы не видим необходимости покупать ваши товары в ничуть не большей степени, чем вы хотите покупать наши. —
— Мы можем покупать авиалайнеры у корпорации, выпускающей аэробусы, с такой же лёгкостью, как ваши «Боинги».
Ситуация действительно становилась утомительной. Ратледжу хотелось ответить:
— Да, господин министр, вы можете сделать это, а мы можем закупать товары в Тайване, Корее, Таиланде или в Сингапуре с такой же лёгкостью, как и у вас. —
— Мы — суверенная страна и суверенный народ, — огрызнулся Шен, продолжая линию, которой он придерживался раньше, и Ратледж пришёл к выводу, что риторика всё-таки берет верх в этом многословии. Такая стратегия приносила успех много раз в прошлом, но теперь у Ратледжа была инструкция не обращать внимания на все дипломатические спектакли, а китайцы просто ещё не поняли этого. Может быть, понадобится ещё несколько дней, решил он.
— Мы тоже, господин министр, — ответил Ратледж после того, как Шен закончил. Затем он намеренно посмотрел на часы, и тут Шен понял намёк.
— Предлагаю перенести нашу следующую встречу на завтра, — сказал министр иностранных дел КНР.
— Отлично. Надеюсь снова увидеть вас утром, господин министр, — ответил Ратледж, вставая и протягивая руку министру. Остальные делегаты сделали то же самое, хотя у Марка Ганта не оказалось сегодня коллеги на противоположной стороне стола и он не смог проявить свою вежливость.
Американская делегация спустилась вниз, к ожидавшим их автомобилям.
— Да, это была оживлённая дискуссия, — заметил Гант, как только они вышли наружу.
На лице Ратледжа появилась довольная улыбка.
— Верно, это внесло некоторое разнообразие, не правда ли? — Пауза. — Мне кажется, что они пытаются понять, насколько далеко им удастся продвинуться с помощью пустых угроз. Вообще-то Шен более или менее спокойный парень. Большей частью предпочитает, чтобы все шло тихо и мирно.
— Значит, он тоже получил инструкции? — поинтересовался Гант.
— Конечно, но он отчитывается перед их Политбюро, тогда как мы докладываем Скотту Адлеру, а он передаёт президенту Райану. Знаешь, когда я ехал сюда, мне не нравились полученные инструкции, но теперь я вижу, как всё превращается в нечто вроде развлечения. Не слишком часто случается, что нам поручают отвечать весьма резко. Мы говорим от имени Соединённых Штатов и потому должны вести себя дружелюбно и спокойно, стараясь найти компромисс. Вот к чему я привык. Но здесь — здесь я испытываю удовлетворение. — Это не означало, что он одобряет политику президента Райана, разумеется, но переход к покеру от канасты представляет собой интересную перемену. Скотту Адлеру нравится покер. Может быть, это и является объяснением, почему у него такие хорошие отношения с этим яху[55]
в Белом доме.