— Сама я была ещё зимой рада без памяти, что этот приём и выбор жениха перенёсся, — фыркнула она. — Но знаешь, дважды одно и то же не сработает. Да и я не желаю своим тех же проблем, что и зимой. Я далека от того, чтобы думать — мол, я и моё нежелание возвращаться домой на каникулы стали первопричиной аварии и разлива нефти, но мне было неприятно, хоть лично для меня всё и закончилось хорошо. Ты думаешь, я для чего ищу бабушку? Чтобы спросить — как это, когда морская уходит на сушу. И не просто уходит, а без надежды когда-нибудь вернуться. Я бы и Томо-химэ спросила, как это — остаться на суше, да ещё и родить ребёнка человеку, но это не тот вопрос, который задашь едва знакомому, а мы виделись всего единожды. И маму тоже хорошо бы спросить — как было человеку уйти под воду, и ведь она почти никогда не поднимается на поверхность, потому что говорит — её здесь ничего не ждёт. А ведь у неё брат и племянники, и родители были живы. Просто, ну, можно не задумываться, тогда все эти вещи всё равно что из-за угла напрыгнут и по голове дадут. А можно готовиться, и я задумалась — что для того нужно.
— Как… готовиться? — он смотрел недоверчиво и непонимающе.
— Понимать, чего я хочу. Я, Финнея. Я, дочь морского и человеческой женщины. Которая из моих половин сильнее? Как я буду жить, когда окончу курс здесь? Ты молодец, ты решился заявить своим, что можешь и умеешь сам, и у тебя отлично получается. А я вот — пока нет. Но твои у тебя близенько, а до моих далеко.
— И глубоко.
— Верно, и глубоко. Вот что ты думаешь о возможности отправиться со мной на глубину? На время можно применить заклинание, которое накроет твою голову словно плёнкой, вроде скафандра, и будет фильтровать для тебя кислород из воды, чтобы ты мог дышать. До двадцати часов.
— А не окажется, как с твоим платьем — оно же тоже было рассчитано на сколько-то там часов, а оказалось — что на самом деле меньше? — спросил он.
— Обычно не оказывается, но можно помнить об этом и не задерживаться впритык. И ещё человеку нужно погружаться постепенно — потому что другое давление. Несколько часов вниз, столько же вверх.
— Опуститься, чуток побыть, и обратно? — хмурился он.
— Да. Фактически — представиться моим родителям, и обратно. Если ты готов, я это организую.
— Я… да, я готов, это ж надо? — в глазах у него, правда, было в тот момент полное смятение.
Но менталист в ней уловил чёткую мысль — что если она просит или предлагает, то нужно делать. И это согрело её, просто согрело.
— Спасибо за готовность, я подумаю, нужно ли нам это на самом деле. Ты… ты в самом деле готов представляться моим родным?
— Я-то готов, а вот что они скажут?
— Мы подумаем. Только я и тебе скажу — что замуж пока не собираюсь. Я ещё не поняла, чем хочу заниматься в жизни. Понимаю, что хотела бы не просто стоять рядом с мужем и улыбаться его гостям и партнёрам, но ещё и иметь что-то своё, ничуть не менее важное, чем у него. И об этом я хочу говорить с отцом и дедом. Я готова сделать всё по правилам, но я не робот и не безмозглая медуза, у меня есть свои чувства и желания, и намерения. И можно придумать, как применить их на пользу и семье, и мне.
— Ты говоришь… как политик какой-то, — вздохнул он.
— В нашей семье невозможно не быть хоть немного политиком, если хочешь не плыть по течению, но — сам управлять собой и своей жизнью. Просто, ну, наши семьи — это тоже мы, что бы мы о них не думали. Мы мыслим, как привыкли, и поступаем так же. И даже когда видим другие примеры, всё равно остаёмся детьми своих родителей. И ты, и я, и все другие тоже. Мои отец и дед таким образом заботятся обо мне, пытаются устроить мою жизнь с гарантией. А я пока вовсе не хочу её устраивать, понимаешь? Она меня радует такая вот, неустроенная. Но зато я узнаю новое о своей силе, у меня отличные друзья, и у меня есть ты. Если есть, конечно.
— А тебе как хочется? — он взглянул в упор. — Чтобы был или нет?
— Чтобы был, — ответила она, ни мгновения не раздумывая. — Ты силён и красив, ты умён и добр. Мне очень хорошо с тобой.
— Мне тоже… очень хорошо с тобой, — выдохнул он, подошёл и обнял её.
— Я всегда избегала говорить о любви, потому что мне было не с чем сравнить. А вдруг не любовь, а просто так, показалось? Но я счастлива, когда ты преодолеваешь очередное препятствие, и мне больно, когда у тебя что-то не выходит. И вдвойне больно, стоит только подумать, что переживать будет не о ком, потому что наши пути разойдутся. Понимаешь, я боюсь слова «навсегда», потому что — а вдруг не выйдет навсегда? Почему-то же сбежала от деда бабушка, а дед совсем не тиран. Вот и тут я боюсь не вывезти навсегда, но я уверена в том, что здесь и сейчас. Сейчас я люблю тебя больше всех на свете, Антуан Долле, которого все зовут Медведем.
Он хрипло вздохнул, подхватил её на руки и закружил.
— Я люблю тебя, морская принцесса Финнея. Рыба. Хвостатая рыба. Самая прекрасная рыба во всём море, какая только бывает. И на суше тоже.