Медвежатник фарта не упустит

Прогнаевского посадили в одиночку, по странному стечению обстоятельств в ту самую, в которой сидел лето, осень и зиму 1904 года вплоть до рождественских праздников пойманный опять-таки, как и Прогнаевский, в Нижнем Новгороде знаменитый маз и церковный вор Варфоломей Стоян. Это он похитил и сжег в печи, согревая утренний чай, почитаемую всею Российской империей икону Казанской Божией Матери, предварительно содрав с нее золотой оклад, усыпанный жемчугом и драгоценными каменьями, и вырвав из него алмазную корону, подаренную для иконы самой императрицей Екатериной Великой. В отличие от оклада и короны, распиленных по частям, следствию так и не удалось отыскать брильянтовый крест от короны, да и верить, что знаменитая икона сгорела в печи, очень не хотелось, поэтому на розыски иконы и креста от короны императрицы был отряжен специальный человек. Им оказался Михаил Васильевич Прогнаевский, который более десятка лет гонялся за призраком этой иконы. Наконец, решив поговорить с самим вором, Прогнаевский посетил его в Шлиссельбургском каторжном централе. Стоян разговаривать не отказался, ответил почти на все вопросы подполковника и признался, что действительно сжег икону в железной печи, а брильянтовый крест спрятал в надежном месте.

— Если я отсюда выйду, — заявил напоследок вор, — я, конечно, им воспользуюсь, чтобы безбедно дожить до положенного срока. Если нет — то пусть он и останется там, где сейчас лежит. Представляете, кто-нибудь найдет его, скажем, через сто лет — вот радости-то будет!

И вот теперь сам Прогнаевский сидел в той самой тюрьме и той самой камере, где начинал свою каторжную эпопею кощун Стоян, дело коего Михаил Васильевич расследовал едва ли не треть всей своей жизни.

Воистину непостижимы пути Господни!

* * *

— Ну, что, Михаил Васильевич, начнем, как говорилось ранее, с Божией помощью?

— Как скажете, господин Савинский.

— Гражданин Савинский, — поправил Прогнаевского Николай Иванович.

— Прошу прощения. Все не могу никак привыкнуть.

Михаил Васильевич был чисто выбрит и походил теперь на прежнего подполковника Прогнаевского, правда, изменились его глаза, в которых застыла неизбывная тоска. Очевидно, арестант понимал всю суть происходящего и был готов к худшему.

— Итак, мне необходимо знать, где вы были и чем занимались после революции и почему проживали под чужим паспортом, — начал Савинский. — Поверьте, это очень важно говорить правду, в ваших же интересах.

— Понимаю, — посмотрел Прогнаевский на начальника милиции. — Что касается паспорта, то я купил его по случаю на ярмарке еще в прошлом году. Мотив: просто опасался ареста. Со своими настоящими документами я был бы арестован в первый же день большевистской власти. И никто бы не стал разбираться, что я десять с лишним лет был занят поисками похищенной иконы, а не политическим сыском и не сажал большевиков в тюрьму. Поставили бы к стенке, и точка!

— Ясно, — произнес Николай Иванович. — А где вы были и чем занимались после революции?

— Жил в Казани, потом перебрался в Нижний. Перебивался случайными заработками: писал за других прошения, какое-то время служил даже приказчиком в бакалейном магазине, потом, когда лавка закрылась, голодал. В общем, ничего интересного.

— К заговору генерала Попова и полковника Ольгина имеете какое-либо отношение?

— Никакого. Я даже не знал о существовании такового.

— И на вас никто не выходил с целью привлечь вас к участию в заговоре?

— Никто.

— Хорошо. С какой целью вы собирались уехать в Астрахань?

— С целью дальнейшей эмиграции из России.

— Вас не устраивает Советская власть? — остро глянул на Прогнаевского Николай Иванович. — Я так понимаю?

Прогнаевский неприязненно хмыкнул:

— А вас, стало быть, она устраивает? Не обольщайтесь, гражданин Савинский, как только большевики изведут всех нас, возьмутся за вас. Все это уже было, вспомните опыт французской революции.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Нет, не устраивает, — глядя прямо в глаза Савинского, ответил Михаил Васильевич. — К тому же в отличие от вас я не вижу при этой власти применения для себя.

— Ну, это вы зря. В органах правопорядка и среди военных весьма много бывших специалистов, — сказал Николай Иванович примирительно. — Новая власть их ценит именно как опытных в своем деле людей, — добавил он, правда, не очень убежденно.

— И что новая власть может поручить мне, столько лет занятому розысками миража, блефа, фантазма? — усмехнулся одними уголками губ Михаил Васильевич.

— Ну, брильянтовый крест с короны императрицы Екатерины вовсе не был фантазмом, — заметил Прогнаевскому Николай Иванович.

— Не был, — согласился бывший жандармский подполковник. — Только я его не нашел.

— Зато его нашел, по всей вероятности, другой человек, — задумчиво произнес Савинский.

— Да, — оживился Прогнаевский. — И кто же?

— Некто Савелий Николаевич Родионов, вор-рецидивист и первейший медвежатник России.

— Это имя кажется мне знакомым, — заметил Михаил Васильевич, что-то припоминая.