Медвежья злоба

– Как в стеклянной банке? – удивился я, а Толик уже налил в литровую банку воды до самых краёв и поставил её на холодную печь, которую очень быстро растопил.

– Я, студент, не знаю всех законов физики, но через несколько минут у нас будет кипяток, – сказал он, закуривая.

Вскоре печка нагрелась, нагрелась и банка, со дна которой к поверхности стали подниматься пузырьки, и вот вода… закипела!

– Усёк? – вновь улыбнулся Толик. – Главное, чтобы полную с верхом холодную банку поставить на такую же холодную печь, а когда вода закипит, поставить банку на тёплую доску – тогда не лопнет.

Этой ночью я вновь таскал из озера окуней на спиннинг. Проснувшись ни свет ни заря и быстро перекусив, я, не будя Толика, помчался на озеро. И вновь я чуть не провалился в лунку – хорошо вовремя заметил. В ней-то и начат ловить. Сначала безрезультатно, но когда перешёл на другую вчерашнюю лунку, сразу почувствовал по леске удар. А через пару секунд в руках у меня был первый, довольно крупный, полосатый красавец. Я быстро вырвал у рыбы глаз, и вот еще один килограммовый горбач сопротивляется на леске. Больше я уже ничего вокруг себя не видел. Только лунка и удочка. Поклёвка, подсечка, окунь. Поклёвка, подсечка, окунь… Сколько это продолжалось, не помню. Лишь когда поклёвки прекратились, увидел рядом внушительную горку окуней. Перебежал к другой лунке, и сразу начались поклёвки. Минут через пятнадцать еще одна кучка окуней на снегу. Все горбатые, полосатые – стандарт. Следующая лунка – поклёвок нет. Хватаю топор, рублю новую… и опять поклёвки, подсечки, окуни.

– Ну ты, студент, молодец! – вернул меня к реальности голос Толика. – Целый рюкзак натаскал! Можешь сбегать пообедать, я из вчерашней рыбы уху сварил.

– Вечером пообедаю, – отмахнулся я, – холодная уха вкуснее!

И снова бегаю по лункам, рублю лёд, ловлю. Окуни клюют без остановки. Прав был Толик – их здесь немерено.

Но вот, зацепив очередного крупного окуня, я почувствовал, что леска ослабла, и увидел её оборванный конец. Пропала блесна. Разочарованный, я пошёл к Толику и заметил, что уже начинает темнеть.

– Не волнуйся, студент, – сказал он, не спеша вытаскивая из лунки окуня. – Вечером сделаем тебе новую блесну.

Поглощая уху в теплой избе, я с воодушевлением рассказывал Толику, как таскал своих окуней. Впечатлений масса – такой рыбалки у меня никогда еще не было.

А он, отлив для меня новую блесну, сказал:

– Завтра ловим, и на этом хватит!

– Как же так? – с сожалением воскликнул я. – Ведь такой клёв!

– Ты лучше скажи, как всю эту рыбу мы домой дотащим? – рассмеялся он. – На спине?

Я с сомнением почесал голову. И в самом деле, даже рыбы, пойманной сегодня, слишком много.

– Всё-таки не тому вас в институте учат, – вновь улыбнулся Толик. Он вывел меня на улицу и показал прислоненные к избушке нарты.

– Откуда? Ты что, и нарты сделать успел?!

– Да нет. Сюда осенью знакомые геологи за ягодой приезжали, вот я и упросил их нарты припрятать. Сейчас откопал. Я ведь каждый год сюда за рыбой хожу. Для приманки да и просто поесть. А то мясо надоедает. К тому же чем такая рыбалка не развлечение? Она, наверное, тебе на всю жизнь запомнится?

В эту ночь мне вновь снилось, как я ловлю окуней. Теперь, правда, не на спиннинг, а на палку, леску и блесну из ружейной пули.

Хозяйка омута

Река делала крутой поворот километрах в двух за околицей деревни. Тут, под крутым глинистым берегом было самое глубокое место. Из года в год течение размывало берег. Деревья, росшие на крутояре, падали в воду и, подхватываемые течением, уплывали вниз. Только одно из них не отпустили корни, и дерево так и осталось лежать на дне омута, давая укрытие рыбам.

В сентябре рыбьего племени здесь заметно поубавилось. Заплывшая в омут огромная щука уже несколько недель жировала. По ее виду можно было судить, насколько она прожорлива. Длинное цилиндрическое тело оканчивалось приплюснутой головой с выдающейся вперед нижней челюстью, сплошь усеянной острыми зубами. Темная, почти черная спина и потемневшие бока старой хищницы делали ее незаметной для проплывающих мимо рыбешек.

Вот и сейчас, укрывшись между корней, медленно перебирая плавниками, щука наблюдала за своей младшей родственницей, которая, в свою очередь, выслеживала малька. Вот та рванулась за окунишкой, но тут же сама была перехвачена поперек туловища хозяйкой омута. Челюсти сомкнулись, вода забурлила и успокоилась, когда схваченная рыба перестала биться, а победительница опустилась с ней на дно омута…

В давно опустевшей деревне доживали свой век лишь старики да старухи. Молодежь подалась в город, где были работа, деньги. Те, кто остался, жили за счет хозяйства: сажали картошку, держали скотину, собирали в лесу грибы да ягоды, охотились, ловили рыбу.

Самым заядлым удильщиком в деревне считался дед Василий. Его невысокую сгорбленную фигуру часто можно было заметить у реки. Удочкой ловил он небольших ельцов и плотвичек, самодельным спиннингом бросал блесну, когда у хищника начинался жор, на лодке ставил сети.