Медвежья злоба

Пётр достал из кармана телогрейки завёрнутую в размокшую газету половину буханки чёрного хлеба. Отломил кусок и бросил собаке. Немного поел и сам, чувствуя, что его вкус от морской воды стал солено-горьким. Дав собаке ещё один кусочек, убрал оставшееся за пазуху.

– Спасут нас, я в этом уверен, но хлеб пусть лучше пока останется.

Захотелось пить. Пётр взял ковш, перегнулся за борт и зачерпнул воды. Сделав несколько маленьких глотков, сплюнул.

– Ну и дрянь! Лучше вообще никакой не пить, чем эту гадость.

Не зная, что делать дальше, он поудобнее расположился в лодке и закрыл глаза. Проснулся только вечером, когда солнце зашло за горизонт. Было холодно, мучила жажда. Вновь попытался пить морскую воду, отчего чуть не стошнило. Чтобы согреться, пришлось опять взяться за вёсла. Ему было всё равно, в какую сторону грести – главное, согреться. Уставая, он откладывал вёсла и смотрел в звёздное небо, потом вновь грёб и грёб. И лишь когда небо заметно посветлело и звёзды стали пропадать одна за другой, он уснул.

Первое, что он увидел, открыв глаза, была Жучка. Она стояла на носу лодки и смотрела на море. Вскочив, Пётр увидел среди волн две тёмные точки, приближающиеся к лодке. На какое-то время рядом с ними появилась ещё одна точка, пропала, снова появилась.

– Что это там такое, собака? – спросил Пётр и тут же ответил: – Плавники это. Но акулы в нашем море не водятся. Может быть, киты? Точно, касатки это!

Он вспомнил, что когда-то видел этих удивительно красивых морских животных. А касатки тем временем проплыли рядом с лодкой и удалились. Проводив их взглядом, Жучка, спрыгнула на дно лодки и стала лакать воду. Кое-как утолив жажду, вернулась на своё место и уткнулась носом в пушистый хвост.

– Жучка, вроде как вертолёт трещит! – Пётр закрутил головой, но, сколько ни вглядывался в чистое небо, так и не увидел винтокрылой машины.

– Показалось, наверное. А, Жучка? Ты вертолёта не слышала? – Собака никак не отреагировала на слова хозяина. – Ну и чёрт с тобой, лежи!

Пётр зачерпнул за бортом воду и ополоснул лицо. Оно стало коричневым от ветра, солнца и морской воды.

Губы потрескались. Пересиливая боль, он доел остатки хлеба, поделившись с Жучкой, которая так и не поднялась с места…

Наступившая ночь была холодней предыдущих, и Петр опять грёб и греб. Утром над морем повис густой туман. Он оседал на одежде мелкими холодными каплями, отчего одежда промокла насквозь. Петра знобило, голова кружилась от голода и жажды. Время от времени он пил морскую воду, после чего долго плевался, пил и плевался. Жучка весь день лежала не шевелясь. Петру иногда даже казалось, что она умерла, и он толкал несильно собаку ногой в бок, отчего та слегка шевелилась. Он тоже старался как можно меньше двигаться, экономя силы для ночи, когда вновь предстояло садиться за вёсла. Прошли ещё сутки.

На следующее утро тумана как ни бывало. Но теперь стало мучить солнце, от которого некуда было спрятаться. Пётр заставлял себя время от времени перегибаться через борт и пить. Сильно болели ноги. Он попытался снять сапоги, но это не получилось. Ноги распухли.

Закрывая глаза, Петр видел перед собой дом, жену. Ему казалось, что он лежит на диване, а жена стоит рядом и предлагает ему идти ужинать. Он даже почувствовал запах еды. Ему очень хотелось есть, а ещё больше пить. Пить всё подряд: чай, молоко, воду…

Очнувшись, Пётр протёр глаза рукой. В них словно кто-то насыпал мелкого песка. Голова раскалывалась. Кое-как побрызгав на лицо водой, он осмотрелся и удивился:

– Откуда тут собака? – Но тут же все вспомнил. Собравшись с силами, набрал в шапку воды и одел на голову. Стало чуть полегче. И тут же вновь пришла боль в ногах. Вцепившись в сапог пальцами, стал тянуть его изо всех сил и наконец с огромным трудом снял сначала один, затем другой вместе с портянками и носками. Ноги выглядели страшно: распухли, почернели.

– Отчего со мной такое? Наверное, от морской воды, которую пить нельзя. А что тогда пить? Нечего. И есть нечего. А жить надо. И собаке моей жить надо. Только зачем это ей? Я помру, и она помрёт. А может, я и протяну ещё? Ведь вот оно – сырое мясо!

Руки Петра задрожали. Он медленно нащупал весло и крепко его сжал. В эго время Жучка открыла глаза, и взгляды их встретились. Собака всё поняла, оскалилась, зарычала.

– Нет, весло слишком лёгкое, чтобы им убить. Да и промазать могу.

Отложив весло, он потянулся к Жучке. Она попятилась, и тут Пётр в полупрыжке навалился на неё, придавив ко дну лодки. Жучка заскулила, извиваясь веем телом, попыталась укусить хозяина. А он уже нащупал горло собаки и стал давить всё сильнее и сильнее. Она захрипела. И тут к этому рычанию добавился ещё один звук: «Вжик, вжик, вжик…»

Пётр отпустил собаку, и вместе они посмотрели вверх. Там, в небе висела большая оранжевая машина, и её винты резали воздух с этим самым звуком: «Вжик, вжик, вжик…». Вертолёт как будто даже покачался в воздухе, давая понять, что их видят и скоро спасут.

Жучка кое-как села и, задрав морду, протяжно завыла, а Пётр, вытирая рукавом слёзы, шептал:

– Прости меня, Господи…