Медвежий угол

Вернувшись в раздевалку, Давид написал на шайбе одно-единственное слово и сунул ее в сумку Беньи. «Горжусь». Беньи так и хранил ее с тех пор. В тот вечер в автобусе по дороге домой приятели травили анекдоты. Хохот становился все громче, шутки все грубее. Беньи запомнил только одну, рассказанную Бенгтом:

– Чуваки, знаете, как посадить четырех педиков на одну табуретку? Надо перевернуть ее кверху ножками!

Все заржали. Беньи помнил – он тогда тайком посмотрел на Давида – и Давид тоже смеялся. Принять или исключить, провести черту между «нами» и «ними». Беньи никогда не боялся, что его побьют или возненавидят, если узнают о нем правду, – ненавидели его с самого детства во всех командах противников. Единственное, чего он боялся, – что придет день, когда тренер и товарищи по команде станут избегать определенных шуток в его присутствии. Отвержения смехом.

Он стоял у могилы отца, взвешивая шайбу в руке. Давид написал на ней только одно слово:

«Побеждай».

На следующий день Беньи не пришел в школу, но на тренировку явился. Его свитер был самый потный. Потому что, когда он перестает что-либо понимать в жизни, это – единственное, чего никто у него не отнимет. Он – победитель. Давид дважды хлопнул его по шлему: слов не нужно.

Лит сидел в раздевалке на месте Беньи, рядом с Кевином. Беньи молча постоял перед Литом, пока тот не сгреб вещи в охапку и с несчастным видом не отполз на скамейку напротив. Лицо Кевина было неподвижно, но глаза выдавали все. Врать друг другу они с Беньи не умели никогда.

Давид удивился: такого еще не было, чтобы оба его лучших игрока так выложились на тренировке.

Наступила суббота. Финал юниоров. Взрослые мужчины и женщины, проснувшись, надели зеленые свитера и шарфы, к парковке у ледовой арены прикатил специальный автобус, украшенный гордыми лозунгами, зарезервированный, чтобы доставить команду в столицу, с дополнительным местом для кубка, который они привезут домой.

Ранним утром на улице в центре городка играли три девочки младшего школьного возраста. Они гонялись друг за другом, фехтовали палками, кидались последними снежками этой зимы. Мая смотрела на них из окна. Несколько лет назад они с Аной подрабатывали нянями и сидели с этими девочками. Бывает, что, устав от звуков Маиной гитары, Ана и сейчас выбегает поиграть с ними в снежки, она может рассмешить их до колик, и девчонки катаются по земле от хохота. Мая стояла, крепко обхватив себя руками. Она не спала всю ночь и до сих пор ни на секунду не сомневалась, что никогда никому не расскажет о том, что произошло. Но ей оказалось достаточно увидеть трех маленьких девочек, играющих под окном, чтобы изменить свое решение.

Измученная Ана спала в ее постели под толстым одеялом, глаза закрыты, такая крошечная и ранимая. Страшная это будет история и про этот город, и про этот день: Мая наконец решила рассказать правду о Кевине, – не для того, чтобы защитить себя, а чтобы защитить других. И, стоя у окна этим утром, она уже знала, что сделает с ней город.

29

Самое опасное на льду – когда силовой прием противника застал тебя врасплох. Поэтому один из первых навыков, который прививают хоккеисту, – не терять бдительности. Иначе огребешь по полной.

Телефон Петера разрывался все утро – спонсоры, правление, родители игроков, весь город как на иголках. Через несколько часов предстоял отъезд на матч в автобусе юниорской команды, хотя разъездов Петер терпеть не мог. Когда-то они естественно вписывались в их семейный распорядок – третью часть сезона он не спал дома, причем, к своему стыду, почти с удовольствием. Потом заболел Исак, в одну из ночей, что его не было, и с тех пор Петер больше не мог заснуть в гостиничном номере.

Лео выклянчил, чтобы его взяли в одну из машин, Петер поначалу был против, но решил, что вообще-то так даже удобнее. Им предстояло ночевать в столице, для двенадцатилетнего мальчика это настоящее приключение, и Лео так хотелось поехать. Вот бы и Мая тоже захотела. Петер стоял у нее под дверью, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не постучать.

Однажды он слышал: чтобы морально подготовиться к родительству, надо съездить на рок-фестиваль и пожить в одной палатке с толстыми обкуренными приятелями. С утра до вечера ты шатаешься как сомнамбула, в постоянном состоянии острого недосыпа, твоя одежда вся перемазана едой, которую лишь в редких случаях ел ты сам, в ушах вечный звон. Стоит тебе пройти мимо лужи, как какой-нибудь идиот, хихикая, тут же прыгнет в нее двумя ногами, а как только ты уединишься в сортире, в дверь сразу начинают колотить и требовать, чтобы ты вышел. Тебя будят среди ночи, чтобы поделиться с тобой некими сокровенными мыслями, а утром ты нередко просыпаешься в чьей-то луже.