Медвежонок родился

Я не выдержал и рассмеялся:

— Вот видите! Он всё отлично знает. Теперь вы его обругали, а он с вами поздоровался. Поменяйтесь ролями, и всё будет в порядке.

— То есть вы хотите, чтобы я его обругал? — удивился директор.

— Вот именно…

— Ни за что! Попугаев ни в коем случае нельзя ругать, тем более мне, директору.

С этим нельзя было не согласиться.

— Ничего не поделаешь, Ара, придётся мне с тобой ещё позаниматься, — сказал директор попугаю. — Вечером я тебя возьму в работу!

Он повернулся и повёл меня прочь. И когда я обернулся, то увидел чью-то лукавую физиономию. Какой-то парень выглянул из-за угла вольеры, улыбаясь во весь рот. И тут же исчез.

С тех пор, приходя в зоопарк, я обязательно навещал попугаев. Подойду, поздороваюсь с Арой:

— Здравствуй, Ара.

Красавец попугай подлетает к сетке и вежливо отвечает:

— Здравствуйте.

Да, видно, директор в самом деле взял его в работу.

Мона

— Когда наиграетесь с Монархом, наглядитесь на зверей, зайдите ко мне на чашечку кофе, пригласил меня как-то директор, повстречавшись со мной у ворот зоопарка.

— С удовольствием. Что, опять какой-нибудь сюрприз? — спросил я со смехом.

— Да нет, просто так, посидим поболтаем.

Вот я и зашёл поболтать.

Постучался — никто не отвечает. Приоткрыл дверь, в кабинете ни души.

Я подумал: «Наверное, отлучился на минутку. Ну что ж, подождём», — и направился к креслу.

Тут из-под стола выбрался какой-то зверь. Ростом с собаку, но похожий на кошку. Я с первого взгляда понял: молодая львица. Ещё детёныш, но уже порядочных размеров. В первую минуту у меня кровь застыла в жилах. Оглянулся я на дверь. И зачем только я её за собой закрыл? Потом мне подумалось, что это, должно быть, и есть та самая Мона, о которой я столько слышал. Ну конечно же, это она.

Ещё совсем маленькой она убежала из зоопарка, её, говорят, только на третий день нашли под каким-то сараем на ближнем дворе, озябшую и голодную. Об этом писали в газетах. А потом часто рассказывали о том, как Мону выводят на прогулку. Мона то, Мона сё — она стала настоящей звездой, особенно для ребятишек.

И вот теперь мы стоим с ней лицом к лицу. Вернее, я сижу и чувствую себя не лучшим образом, а Мона стоит, бьёт хвостом и сверкает глазищами. И широко разевает пасть, показывая клыки. Непонятно, то ли она зевает, то ли примеряется, как бы меня половчее цапнуть.

Что делать?

«Ничего не делать, просто сидеть тихонько, — успокаиваю я себя. — Это умное животное, привыкшее к людям, иначе сидело бы оно в клетке, а не здесь».

Мона снова оскалилась, потом повернулась и вспрыгнула на стол. Там она улеглась, положила голову на передние лапы — и уставилась на меня.

— Ну, Мона, как поживаешь? — заговорил я с ней, только бы не стояла в комнате эта удручающая тишина.

Она застригла ушами, ударила хвостом так, что на столе что-то брякнуло, а в глазах у неё всё мерцают зелёные огоньки.

Я сижу и думаю: «Повадился директор устраивать сюрпризы! Приглашает на чашечку кофе — и оставляет человека наедине с этакой зверюгой».

Мона щурит глаза, словно её клонит в сон.

Вот было бы хорошо, если бы она задремала. Тогда не страшно было бы сидеть рядом, дожидаясь директора. Кстати, пора бы уже ему прийти!

Вдруг пронзительно зазвонил телефон. Мона вздрогнула, потому что звук раздался у самого её уха. Презрительно поглядела на аппарат, оскалилась на него, лизнула — и успокоилась.

А телефон знай названивает, заливается.

Если поблизости есть кто-нибудь, он непременно услышит и войдёт.

Но что-то никто не идёт.

А кто-то там, на другом конце провода, всё звонит и звонит — настырный какой! А мне что делать? Подойти к телефону или лучше не надо?

А, ну его!

Но вдруг это что-то очень важное? Вдруг кому-то плохо, кому-то срочно требуется помощь? Ведь ни с того ни с сего не стали бы так упорно названивать.

Я встал. Мона насторожилась. Глядит на меня прищуренными глазами.

Телефон звонит не умолкая.

А в кабинет никто не входит.

Эх, и влип же я в историю! Очень мне нужна была эта чашечка кофе у директора!

Я сделал шаг к столу. Мона вроде бы лежит тихо-мирно, но эти глаза! Я сделал второй шаг. Мона зарычала.

А телефон разрывается на части.

Ничего не поделаешь, придётся подойти и поднять трубку.

Я собрался с духом и подошёл к столу. Мона лежит, тихонько урча. Какая огромная кошка! Я потянулся к трубке, но поднять её не успел. Мона прихлопнула лапой мою руку. И так грозно зарычала, что у меня холодный пот выступил на лбу.

А теперь что делать? Люди добрые, что мне делать? Если я шевельну рукой, Мона вонзит в неё свои когти. А когтищи-то у неё порядочные. Острые. И я стою, боясь шевельнуть рукой, затаив дыхание… А телефон всё названивает.

Разлюбезный ты мой товарищ директор! Никогда и ни за какие коврижки ноги моей больше не будет в этой комнате. Плевать я хотел на твою чашечку кофе, раз ты меня так подвёл. Да что там подвёл! Завёл в эту львиную яму и бросил!

Вдруг дверь открылась, и в кабинет вбежала девчушка, с длинными ногами, с куцыми косичками. Девочка засмеялась, и я увидел, что она щербатая, без одного переднего зуба.

Девочка побежала прямо к столу и закричала:

— Ах ты моя Мона!